- Закончили? - сказал Лука, не поднимая взгляда.
- Нет. - сглотнул Чейз. - Один мертв.
- Кто-нибудь важный? - впервые заговорил Серхио. Мы сидели в темной кабинке лицом друг к другу так, чтобы к нам не смогли подкрасться. Иначе кто-то умрет, не успев даже промямлить приветствие.
- Нет. - голос Мил дрогнул. - Только телохранитель Тани.
- И миссис Камписи? Насколько она справедлива? - Лука вынул сигару и наполнил свой бокал вина.
- Мы оставили ее. - Чейз прочистил горло и хрустнул костяшками пальцев. - В любом случае она мертва. - на его костяшках была кровь, видимо, он говорил правду. Чейз убивал чище, чем я. Мне нравилось мучать, избивать жертву перед смертью, пока единственным, что останется на губах не будет мое имя. Чейз же обычно использовал пистолет.
Он любил оружие.
А оружие любило его.
У них было взаимопонимание. Чейз не любил незаконченных дел и ненавидел грязь, а оружие делало это за него. Как мне казалось, каждому доставалось свое.
Трейс положила руку мне на бедро. Я наклонился и схватил ее. Каждый ждал, что кто-то начнет важный разговор.
Сделав еще один глоток вина, Лука сказал:
- Ты был довольно молод, когда тебя выбрали. Редкий босс может похвастаться своим статусом в восемнадцать, и почти никто не может заслужить уважения других в четырнадцать, когда твой отец пытался убиться тебя. - Лука покачал головой. - Ты и твои друзья были детьми влиятельных семей, слишком важных, чтобы мы не взяли тебя в семью. Это было чем-то вроде промывания мозгов. Какой четырнадцатилетний парень не захочет заставить свою семью гордится? - он сглотнул. - А ты, Никсон? Ты никогда не кричал.
- Что? - прошептала Трейс.
- Он не кричал, - грустно улыбнулся Лука, - когда его отец проломил ему череп. Он только прикусил губу. - он закусил губу. - Мои собственные люди были в ужасе. Они спросили: "Кто этот мальчик? Откуда у него такая сила воли"? В тот момент я завидовал тебе.
Я поморщился.
- Я поставил охрану в аэропорту с металлическими пластинами, тут нечему завидовать.
Фрэнк зажал переносицу рукой. Он тяжело переносил разговоры о семье Абандонадо.
- На следующей неделе мы начнем с вас четверых. - кивнул Лука. - За Фениксом люди следовали также, как и за Чейзом, и Тексом.
Я слишком хорошо это помнил. Темная комната. Металлический запах крови и кожи. Никогда в истории семьи не инициировали подростков. Мы ждали, пока достигнем определенного возраста. Мы должны были готовится к такой жизни, пока другие играли в бейсбол и ходили в кино.
Нож был в моей правой руке, а пистолет в левой.
- Опусти палец на спусковой крючок. - посоветовал Лука. Его уверенный голос звучал в моих четырнадцатилетних ушах.
Я сделал так, как он сказал, но рука не переставала дрожать. Кровь стекала по моей руке, Лука крепче сжал ее вокруг пистолета и капля упала на карту, что он держал в руках. Он повторил это движение с каждым из моих друзей.
- Теперь, вы - члены семьи. - тихо сказал он. - Этой кровью вы объединяетесь, от этой крови вы умираете. Вы живете с этим ножом. - он взял нож. - От этого ножа вы умираете. Принимаете ли вы это?
- Да, - ответили мы в унисон, но наши голоса дрожали, потому что только начали меняться. Я осознавал всю важность происходящего. Мой отец следил за мной с другого конца комнаты и хищно улыбался. Мне потребовалось все мое терпение, чтобы не схватить нож и не кинуть его ему в голову. Однажды я собирался стать боссом, но для этого я должен был убить того, кого считал отцом. Я бы закончил его жизнь и улыбался бы стекающей по моим рукам крови.
Лука отдал мне карточку с моим святым заступником, Блаженным Сен-Антонио Лучи. Я сжал карточку в своей руке, пока она покрывалась кровью.
Он зажег свечу и протянул ее мне.
- Повторяй за мной. - он задержал свечу под карточкой и заговорил низким голосом. - Моя душа горит также, как горит этот святой. Я вхожу живым, а выйду мертвым.
Я повтор слова за ним, зная, что смогу выйти из семьи лишь со своей смертью. Но войти? Значит выжить. Это мой шанс отомстить.
- Простите, - Текс покачал головой, - не то чтобы я был против реки воспоминаний, но как, черт возьми, это связано с тем, что Лука готов удрать?
У Текса были причины ненавидеть эти воспоминания. Когда его должны были инициировать как Камписи, его готовили, как мы говорили, к его крови, и в этом не было ничего веселого.
Лука смотрел на вино в своем бокале. Оно закружилось по стенкам и снова осело. Жидкость капала с края стакана и напомнила мне о крови, о крови, которая будет проливаться, пока мы не поймем, что происходит.