Я почти ничего не чувствую. Новая, более темная форма ярости просачивается в мои внутренности и пробирает меня изнутри.
– Вернись, маленькая сучка! – требует он, и входная дверь с грохотом слетает с петель.
– Черт! – Я бегу вниз по лестнице.
Она выбежала на улицу.
Мы никогда не выбегаем на улицу, когда он в таком состоянии или после, – но, с другой стороны, раньше это никогда не длилось так долго.
Мой желудок подскакивает к горлу, когда в поле зрения появляется гостиная.
Осколки стекла на полу, пятна крови на загаженном пушистом ковре – постоянное напоминание, как будто оно мне нужно, о том, что он способен сделать с ней, со мной.
Моя мать прижимается к теперь уже сломанной дверной раме, накрывая ее собой, и в тот момент, когда она слышит, что я приближаюсь, она пытается помешать мне войти, но я отталкиваю ее и вырываюсь, когда она протягивает руку, чтобы вцепиться в мое запястье.
Ужас захлестывает меня, и я резко останавливаюсь на крыльце.
Лицо моей сестры еще больше распухло, кровь сочится из того места на голове, куда он ударил ее рукояткой пистолета, прежде чем связать меня, – пуля, предназначавшаяся ей, все еще в моей плоти. Она изо всех сил старается держать глаза открытыми, но ее тело обмякает, когда наш отец за волосы тащит ее обратно к дому.
Я должен добраться до нее.
Я должен освободить ее.
Я спасу ее.
Он замечает меня и останавливается, бросая взгляд через мое плечо.
И тут тело моей матери врезается в меня сзади, сбивая с ног. Мать бьется в истерике – боится за мужчину, которого любит больше своих детей. Упав в грязь, она отползает назад и прячется за цветочным горшком, когда отец нажимает на спусковой крючок пистолета, зажатого в левой руке. Резкое «бам» раздается среди деревьев, и пуля летит в землю у его ног.
– Сынок, прекрати! У тебя повсюду кровь! Возвращайся в дом, пока кто-нибудь не увидел! – кричит она, снова умоляя нас, жертв, «вести себя хорошо» и принять наказание, которое мы «заслуживаем».
Конечно, черт возьми, у меня кровь. Я прибежал домой, увидел пистолет, направленный в голову моей сестры, и выражение неизбежности в ее глазах.
Я прыгнул как раз в тот момент, когда он нажал на курок.
В чем я облажался, так это в том, что повернулся посмотреть, все ли в порядке с сестрой и оценить рану от удара. Он воспользовался моей ошибкой, ударив меня сзади, когда я не видел.
Теперь я не буду таким наивным.
Но моя мать такая же глупая, как и жалкая. Отец только что выстрелил из того же самого пистолета прямо у нас на дворе перед домом, там, где моя сестра истекает кровью и дрожит в его объятиях; ее тело свисает к его ногам, как будто она крепостная крестьянка, а он король.
Больше никаких «пряток в доме».
Больше никакого «зажимания ртов».
Больше никаких «прикрываний синяков под одеждой».
Это происходит прямо здесь… сейчас.
Тот день, которого мы боялись, но которого ждали.
Момент, которого мы боялись, но о котором мечтали.
Это конец. Его… или наш.
Кулак, вцепившийся в волосы моей сестры, сжимается, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пытаясь придумать, как ей помочь. Как занять ее место.
Она бьется в его руках, плачет, умоляет, но он продолжает тащить ее вперед, ко мне.
Я выхожу, шагаю немного в сторону, чтобы больше не стоять на пути к двери, а быть справа от него, и теперь я почти в центре двора.
Мама умоляет меня зайти внутрь, она настойчиво просит всех нас войти в дом, но я даже не смотрю на нее. Я не отрываюсь от налитых кровью глаз, которые смотрят прямо на меня.
– Ты думаешь, что ты крутой, малыш? – он машет пистолетом у себя за спиной. – Иди в чертов дом. Сейчас же.
– Отпусти ее.
Можно подумать, у меня из ушей выползают змеи, судя по тому, как выпучились глаза отца при моем неповиновении. Шок немного отрезвил его.
– Не надо! – умоляет сестра; ее сдавленные хрипы отнимают у нее последние силы. – Просто остановись. Всё в порядке.
Она дрожит, страх перед тем, что он сделает со мной, пронизывает ее тело, точно так же, как и мое – от того, что он может сделать с ней.
Я меняю положение, становясь так, чтобы находиться параллельно передним окнам и не подставлять спину матери и любой глупой идее, которая может прийти ей в голову, чтобы помочь своему мужу. Как только листья соседских кустов царапают мне по ногам, я останавливаюсь, и они оба теперь передо мной.