Вместо этого ее ладони ложатся мне на грудь, скользят вверх и обнимают меня за шею.
Мой пульс приходит в норму, и я понимаю, что она сделала это, чтобы успокоить меня. Утешить меня.
Я только что сказал ей, что убил своего отца, и, вместо того, чтобы сбежать, она хочет развеять мои тревоги.
Будет ли она моей до конца?
– Моя мать не умерла, – говорю ей то, что она уже знает, и добавляю детали: – Но для меня ее больше нет, и она заслуживает этого. Я искал ее, но она исчезла в тот же день, что и я.
Она кивает.
– О тебе нет никаких записей. Почему?
– Ко мне подъехал мужчина в идиотском костюме. Он привез меня туда, где мне предложили работу, и я согласился. Я именно такой, каким выгляжу. У меня нет ничего своего, я живу в приюте с полдюжиной таких же щенков, как и я.
– Сколько тебе было лет?
– Пятнадцать, – целую ее в левую щеку, затем в правую. – Я попал в вашу крепость потому, что мой отец вбил в меня способность быть невидимым. Ты не можешь прикоснуться к тому, чего не видишь, и не можешь найти то, чего не слышишь. Я оказался там до того, сработала бесшумная сигнализация. Помог Хейз.
– Он сделал что-то, чтобы привлечь внимание?
– Верно.
– Тот парень, который стоял позади меня во время вашей драки, – это был Хейз?
Я киваю.
– Он слизал мою кровь.
Из меня вырывается громкий смех, и я утыкаюсь в изгиб ее шеи, прежде чем упасть рядом с ней.
– Да, знаешь, у него пунктик насчет крови.
Она удивленно смотрит на меня, приподнимаясь на локте.
– Что? – спрашиваю я.
– Я думала, ты… я не знаю, вскочишь, побежишь и придушишь его.
Ухмыляюсь, заправляя ей волосы за ухо.
– Если ты хочешь, я сделаю это.
Она смешно хмурится.
– Вот удивительно.
Она выглядит такой серьезной, что я не могу удержаться от смеха.
– Бастиан, ты же сама ревность в человеческом обличье.
– Ревность тут ни при чем.
– Нет?
Я качаю головой.
– Это вопрос того, что мое, а что нет. Никто не должен без разрешения прикасаться к тому, что им не принадлежит.
Богатая девочка игриво смотрит на меня, вероятно, вспоминая, как сказала что-то подобное в ту ночь, когда стала моей.
– На случай, если тебе интересно, Хейз – единственный самец, которого я не заставлю есть бетон за то, что он прикоснулся к тебе. Я люблю этого чувака.
– А если я захочу, чтобы он… поигрался со мной? – Ее глаза искрятся озорством.
Телефон тут же оказывается у меня в руках, и не проходит и пяти секунд, как Хейз открывает дверь.
Ее зрачки расширяются, и она оглядывается на меня.
– Иди сюда, мой мальчик, – говорю я.
Он закрывает за собой дверь и подходит к краю кровати. Его глаза не отрываются от моих, несмотря на то что трусики моей девочки лежат рядом с ней, а соски торчат сквозь тонкое платье, так как корсет, который служил ей лифчиком, разрезан и валяется где-то на полу.
Я притягиваю ее к себе и сажаю на колени.
– Она хочет узнать, какой ты на вкус. Правда, богатая девочка?
– Да, – говорит она, но в ее тоне нет воздушной, мягкой хрипотцы.
Мой член прижимается к ее заднице, но она не возбуждена. Она что, проверяет меня?
Хейзи ухмыляется, его внимание наконец переключается на нее. Он наклоняет голову, проводя пальцем по подбородку.
– Можно мне засунуть свой язык ей в рот?
– Если она тебе позволит.
Он кивает, опускается на колени и устраивается рядом; ее ноги все еще лежат на мне.
Облизывая губы, паршивец шепчет:
– Иди к папочке, красотка.
Она наклоняется вперед.
Хейз подается ближе.
Их губы на расстоянии вдоха.
Я пинаю его в грудь, обнимаю Роклин за талию и утыкаюсь лицом ей в шею.
Оба громко смеются, и я рычу, прижимаясь к ней:
– Да, вот так, богатая девочка. Только посмей попросить меня еще раз о чем-нибудь подобном.
Она толкает меня и забирается сверху, от ее довольной ухмылки у меня внутри что-то подпрыгивает.
– Теперь тебе понятно про ревность?
Она сияет.
– Такая моя.
Роклин замирает, но только на секунду, прежде чем, откинув волосы в сторону, поцеловать меня коротким поцелуем.
– Такая твоя.
Мои губы расплываются в улыбке, и она открывает рот, чтобы заговорить, но прежде чем успевает что-то сказать, мы слышим крики.
Вскакиваем как раз в тот момент, когда в комнату врываются ее друзья.
– Копы у входа! – кричит Дельта, вроде так ее зовут. – Мой дедушка убьет меня. В буквальном смысле, если не обойдется без скандала.
– Да, пора убираться отсюда, ты права, – кричит Бронкс. – Так что поднимай свою проститутскую задницу!
Роклин уже стоит у окна, а Бронкс орет в коридор:
– Сюда!
Один за другим хваленые Грейсоны в панике выпрыгивают из окна.