Оливер Хеншо, кажется, становится выше, переступая с ноги на ногу, а я, натягивая тетиву, оглядываюсь через плечо на Эндера.
– Где цель?
Он ухмыляется, понимающе прищурив глаза.
– Стреляй куда хочешь.
Киваю, поворачиваюсь всем телом и резко пускаю стрелу в полет.
– О, черт! – мгновенно вскрикивает Хеншо, и вздохи наполняют комнату – просто музыка для моих ушей.
Но мы не в обычной школе для слабаков, где сразу бросаются ему на помощь. Лишь две девчонки делают шажки, но останавливаются, когда понимают, что все остальные не трогаются с места.
Сердитые голубые глаза смотрят на меня, лицо искажено болью.
– Ты прострелил мне ногу!
– Виноват, – говорю я нарочито громко, быстро наклоняясь и, прежде чем он успевает меня остановить, хватаюсь за древко.
– Подожди, нет! – выдыхает он, но слишком поздно. Я уже выдергиваю кварц из его плоти, но перед этим быстро проворачиваю стрелу, чтобы никто не увидел.
Он хрюкает, как маленькая сучка, не в силах скрыть боль, и, все еще согнувшись, я поднимаю на него глаза. Мы смотрим друг на друга, пока я медленно выпрямляюсь.
– Тебе, кажется, нравится красный цвет, да?
Он кривит губы, и его лицо вмиг становится белым. Стрела падает между нами, ударяясь о пол с мягким звоном, и я возвращаю лук на место.
Да, ублюдок. Я знаю.
Только попробуй еще раз…
Отхожу и встаю рядом с Роклин. Борясь с ухмылкой, говорю:
– Эх, надо было быть осторожнее.
Бронкс прикрывает смех кашлем, а Эндер улыбается, переводя взгляд с меня на Роклин.
На этом пит-стоп заканчивается, три королевы ведут людей дальше, но Дамиано встает у меня на пути, преграждая выход из зала. Он прищуривается, и я приподнимаю бровь. Знаю, что не нравлюсь этому чуваку. Понятное дело, я забрал его игрушку, а богатые люди, как он, не любят делиться. Но эта игрушка была создана для того, чтобы быть моей.
Ожидаю, что он скажет что-нибудь о неподходящем месте для разборок или напомнит, что мне вообще здесь не место, поэтому мне становится любопытно, когда вместо этого он говорит:
– Я тоже наблюдаю за ним.
Он ничего не объясняет и ничего не предлагает – просто выходит, и, когда я иду за ним, мои глаза замечают кое-что на стене.
Гигантский баннер, удерживаемый на месте зажимами из белого золота.
Торжественный прием, говорится в нем, состоится в следующую субботу в восемь часов вечера. Гала-концерт.
Интересно.
Иду дальше, прокручивая эту новость в голове, и два скучных часа спустя мы загружаемся в автобус, чтобы уехать.
Никогда еще я не чувствовал разницу между собой и моей богатой девочкой так остро, как сейчас, сидя в этом разбитом автобусе, в окружении людей, для которых Грейсон Элит никогда не станет домом, но сегодня они уезжают отсюда, мечтая об этом. Они тайно надеются, чтобы вся их тяжелая работа окупится, и Академия по заслугам оценит идеальный средний балл.
Но этого не случится.
Никто не попадет в Грейсон Элит, если только у твоего папы нет чего-то такого, что может пригодиться большим людям.
Есть, однако, одна деталь. Единственное, что мне удалось получить от ублюдка, который разделил со мной кровь, – это свобода, но даже у моей богатой девочки ее нет.
Мои глаза находят Роклин – она стоит на кирпичных ступенях, ее эскорт расположился по бокам.
Невидимый поводок на шее.
Ничего, я найду замок, которым он крепится, и взломаю его. Освобожу ее, а потом повешу свой собственный.
Проходит еще два часа, прежде чем мы въезжаем в город. Я вскакиваю, иду по проходу и плюхаюсь на заднее сиденье рядом с Хлоей.
Она фыркает, вытаскивая наушники из ушей.
– Чем могу тебе помочь?
– Мне нужна еще одна вещь.
– Ты сказал взять тебя в этот автобус. Мы квиты.
– Нет, еще кое-что.
Она смотрит на меня, и ее любопытство слишком сильно, чтобы сказать «нет».
– Что же?
Нахмурившись, смотрю вперед и начинаю говорить.
Хлоя начинает смеяться и поднимает руку, чтобы прикрыть рот, но, когда я поворачиваю голову и встречаюсь с ней взглядом, веселье исчезает. Ее брови поднимаются вверх.
– Ты серьезно?
Я ничего не отвечаю.
Она наклоняет голову, оценивая меня.
– Ладно. Но исключительно из нездорового любопытства, и ты никому не расскажешь.