— Это поможет облегчить боль, — мягко сказала она и стала наносить мазь на кожу.
У него была широкая и сильная спина, но ее мышцы были прикрыты сверху только кожей, под которой не было даже намека на жировую прослойку. Он выглядел так, словно очень много работал и очень мало ел.
Когда она почувствовала, что его тело под ее пальцами постепенно расслабляется, она спросила:
— Как долго вы были в тюрьме?
— Два года, — быстро ответил он, а потом прошептал: — Черт!
— Мистер Тайнан, я — журналистка и обладаю профессиональной наблюдательностью. Я не знаю другого места, где бы человек мог работать на тяжелой работе, голодать и подвергаться избиениям, по крайней мере в Америке.
— А если бы такое место было, вы бы бросились туда, чтобы написать о нем, верно? Ваш следующий рассказ будет обо мне? «Я прошла через Лес Дождей с арестантом». Что-то в этом роде?
— Вы действительно бежали? Я думала, мой отец сделал так, чтобы вас выпустили.
Когда ответа не последовало, она поняла, что ее догадка верна.
— Видите ли, мистер Тайнан, я достаточно хорошо знаю своего отца. Если ему необходимо, чтобы кто-то провел меня через непроходимый лес, его не остановит то, что люди говорят, что это невозможно. Он просто найдет способ, как это сделать. Я могу предположить, что он узнал, что вы знакомы с этим лесом, и для него не имело значения то, что вы стоите у подножия виселицы. У него достаточно денег и власти, чтобы перерезать любые веревки, дате если они обмотаны вокруг чьей-то шеи.
— Он доверил бы свою дочь убийце? — спросил Тайнан, поворачивая голову, чтобы взглянуть на нее. Она минуту помолчала.
— Нет, не думаю, чтобы он сделал такое. Я знаю, что моя мать и я — это единственные люди, которых он действительно любит. Я не думала, что он придет в себя после смерти матери, но мне кажется, что он решил, что у него все-таки есть я.
— Но вы утверждаете, что он мог поручить заботу о вас преступнику, человеку, чудом спасшемуся от виселицы.
Она перестала втирать мазь в его раны:
— Мистер Тайнан, должно быть, вы невиновны. Вы совершенно правы в том, что мой отец никогда бы не доверил мою защиту негодяю. Да, конечно, так оно и есть. Вы или невиновны, или не совершали ничего злодейского. Возможно, нарушили какое-то обещание.
Улыбаясь, она продолжила втирать мазь. Но теперь она не только лечила, но и старалась сделать так, чтобы его уставшее тело расслабилось.
— Насколько я близка к правде? — спросила она и рассмеялась, когда он не ответил. — Как видите, мистер Тайнан, все мы сами даем ключи к разгадке наших тайн, как бы мы ни пытались их спрятать. Я уверена, что мистер Прескотт ни разу не заметил, что каждое движение причиняет вам боль, но когда внимательно смотришь, начинаешь многое замечать в людях.
Она продолжала растирать его спину, смазав руки мазью и разминая каждую его мышцу, пока не почувствовала, что он полностью расслабился. Его дыхание стало ровным и глубоким, словно он заснул. В Крис пробудились материнские чувства. Ей захотелось отвезти этого человека домой, накормить и увидеть его отдыхающим. Она подумала о том, встречался ли он с миссис Санберри, экономкой ее отца. Если они познакомились, Крис была готова поспорить, что Тайнан ей понравился.
Улыбаясь, Крис приподняла одну руку Тая и стала разминать ее, стараясь не задеть израненные запястья.
— Здесь у меня не болит, — сонно сказал он, но не пошевелился.
— Я думала о миссис Санберри.
— Ежевичная настойка, — сказал Тай. — С корицей, оседающей на стенках бутылки. Крис рассмеялась:
— Значит, вы в самом деле познакомились. Я думаю, что вы ей понравились.
— Как бездомная собака?
— Возможно, у вас нет дома, но на собаку вы совсем не похожи. Тай, где вы родились?
Он попытался встать, но она толкнула его обратно на землю.
— Хорошо, больше никаких вопросов, но, пожалуйста, не начинайте снова сердиться. Сегодня слишком хороший день, чтобы омрачать его злостью. — Она забралась пальцами ему в волосы и стала массировать затылок.
— Вам нравится работа журналиста? — спросил он.
— Да, по крайней мере, нравилась раньше, но, похоже, я от нее устала. Мне двадцать восемь лет, а начала я в восемнадцать. Это большой срок. Я думаю, что хочу… я не знаю, чего хочу, но это что-то большее…
— Семейный очаг и дети? Она засмеялась:
— Сразу видно, что вы разговаривали с моим отцом. Он не рассказывал вам, как вернул меня в Вашингтон? Как обманул меня? Я тогда работала в Нью-Йорке, и он послал мне телеграмму, в которой сообщал, что находится при смерти. Думая, что он умирает, я проплакала всю дорогу с одного конца страны в другой, а когда добралась до дома, грязная, уставшая и напуганная, нашла его укрощавшим бешеного мустанга и бесконечно довольным жизнью.
— Вам повезло, что у вас есть отец.
— А у вас его нет?
— Во всяком случае, я его не знаю.
— А мать?
— Она умерла.
— А сколько времени вы живете один?
— Всю жизнь. Вы не собираетесь взглянуть на мои ноги и покончить с этим? Мне нужно обследовать тропу, чтобы посмотреть, что с ней произошло за эти годы..
Он повернулся и сел, и Крис неохотно убрала руки. На мгновение их глаза встретились. Крис хотелось смотреть в его глаза вечно, но Тай отвел взгляд.
— В тюрьме мне было спокойнее, — произнес он. — Взгляните на мои ноги. Это не займет у вас много времени.
Крис со вздохом перевела глаза с его лица на ноги и замерла. Они были покрыты волдырями, некоторые из которых превратились в кровавые раны, а остальные должны были превратиться в них в ближайшее время.
— Новые сапоги и отсутствие носков, — сказала она. — Вы что, просто стали их носить, предварительно не разносив?
— Мне пришлось это сделать. Я порвал свои бальные туфли накануне, — мрачно сказал он.
Она рассмеялась:
— Я забинтую эти места, а потом посмотрю, нет ли у мистера Прескотта лишней пары носков.
— Нет! — резко возразил он. — Я не беру милостыню. Крис с удивлением посмотрела на него.
— Хорошо, — сказала она, помолчав. — Никакой милостыни. Но в первом же городе мы купим вам носки. Ведь мой отец заплатил вам за мое спасение, не так ли?
— Да, — буркнул он, наблюдая за тем, как она бинтует ему ногу.
Она провела рукой по его лодыжке, на которой были точно такие же шрамы, как на запястьях.
— Кандалы?
Он сделал вид, что никакого вопроса не прозвучало.
— Что же все-таки заставило вас заниматься Ланьером?
— Не знаю. Кто-то должен был это сделать. Джон Андерсон, вероятно, уже напечатал мой рассказ. Люди ненавидят индейцев еще больше, чем раньше, когда слышат о том, что они убивают миссионеров. На этот раз не они это сделали, а Хью Ланьер, и я считаю справедливым, если они не подвергнутся незаслуженному наказанию.
— Независимо от того, что белый человек, человек, которого вы знаете, потеряет, возможно, все?
— Все потеряли миссионеры, — сказала она спокойно.
— Я никогда не видел, чтобы женщина вела себя так уверенно под пулями, как это делали вчера вы. У вас есть опыт?
— Небольшой, — ответила она.
— Я считал, что женщины, подобные вам, хотят сидеть дома и воспитывать детей.
— Что значит «женщины, подобные мне»? Я, между прочим, еще никого не любила. А вы? — Она сжала его ногу пальцами, даже не заметив, как напряглись ее руки.
— Несколько раз. Эй! Ваши маленькие ноготки довольно острые.
— Простите, — пробормотала она, опустив голову.
— А какое для вас имеет значение, любил ли я кого-нибудь?
— Конечно никакого, — резко сказала она, разжав пальцы. — Я всем задаю вопросы.
— Послушайте, мисс Матисон, поверьте моим словам, я не подхожу вам. Я — бродяга, и если рядом нет неприятностей, то я, похоже, прекрасно создаю их. Вам следовало бы кое-чему поучиться у Элси. Она предала меня, потому что не могла меня выносить.