— Броэрека?
— Морана! Сколько ни моргай, не сотрешь. Он поселяется в глубине зрачка и время от времени таращится оттуда. Ни с чем не спутаешь. Я-то прежде такого не видал, хотя в книгах написано… Разные случаи, похожие на твой. Все в подробностях. Так что теоретическое представление я имею. Вот и собственными глазами поглядеть довелось. Да уж, впечатляющее зрелище. Отвратительное.
Он пощелкал языком.
— Ну вот как ты, такая, замуж выйдешь? Представь себе только: лежите вы с мужем в постели, он наклонится, чтобы тебя поцеловать и вообще исполнить супружеский долг, — и тут на него из твоих зрачков пялится совершенно посторонний мужчина! Что он о своей жене подумает? Разве пристало порядочной замужней женщине таскать в своих зрачках чужих мужчин?
— Только одного, — вяло возразила Деянира. — К тому же Джурич Моран — не мужчина.
— А кто же он, по-твоему?
— Тролль!
— Тролли — самые лютые мужчины, — сказал Тиокан не без горечи и даже, как показалось на миг Деянире, с завистью. — А уж Джурич Моран… Ладно, — Тиокан как будто решился на отчаянный шаг, например, прыгнуть в холодную воду, — ладно, Деянира. Ты рассказала мне о себе все самое неприглядное. Настало время и мне поделиться с тобой моими трудностями. Учти, они тоже выглядят не лучшим образом. Прямо скажем, ты будешь дурно думать обо мне, когда я открою тебе все. Но выбора нет. Ситуация сгущается, и тут уж поневоле приходится обращаться за помощью к кому попало. И чем хуже репутация у этого кого попало, тем лучше для дела. Видишь, я с тобой совершенно откровенен.
— Я не поняла, — сказала Деянира. — «Кто попало с дурной репутацией» — это я, что ли?
— А что, тут есть еще один человек с подобным пятном на репутации? — удивился Тиокан ее наивности. — Разумеется, я говорю о тебе! И ты говоришь о себе! Мы оба говорим о тебе, Деянира. Ты пришла ко мне за советом, я даю тебе совет: никому не рассказывай того, что сообщила мне. В обмен на эту услугу я требую, чтобы и ты, в свою очередь, оказала мне услугу. Для тебя, существа, напрочь лишенного совести и моральных принципов, выполнить мою просьбу не составит никакого труда.
— Теперь понятно, — кивнула Деянира.
Она даже утратила дар речи от растерянности. Может быть, стоит выбежать из здания гильдии с возмущенными криками? Или же попросту холодно приструнить нахала? Она не знала. Поэтому продолжала слушать.
— Давным-давно… — начал Тиокан.
Давным-давно в Гоэбихоне существовали две наиболее богатые и знатные семьи: Таваци и Гампил. Как это порой водится среди богачей, между ними то и дело ярким пламенем вспыхивала вражда, в другие времена подспудно тлевшая. Таваци утверждали, что причиной тому зависть, которую Гампилы испытывают к их мастерству (а все они в той или иной мере были ткачами); Гампилы же настаивали на том, что Таваци постоянно воруют их идеи для своих гобеленов и узорчатых покрывал.
В стародавние времена случалось, что город частенько подвергался опасности. Сейчас в такое трудно поверить, но тогда Гоэбихон то и дело становился объектом покушений со стороны разного рода разбойников. В мгновенья опасности все жители, презрев внутренние распри, становились на защиту любезного отечества своего.
Гоэбихон возведен был на полноводной реке Маргэн. Теперь эта река, во-первых, сильно обмелела, а во-вторых, поменяла русло, так что под стенами протекает лишь небольшой ручей, сильно заболоченный, а сам поток можно видеть в полете стрелы от нынешнего Гоэбихона.
Но мы рассуждаем не о современном Гоэбихоне, который всякий в Истинном Мире имеет возможность наблюдать, а о древнем. О Гоэбихоне времен великой распри Таваци и Гампилов, о Гоэбихоне времен становления гильдий и всех гильдийских законов и обычаев, о Гоэбихоне эпохи злостных пиратских набегов, которые город имел обыкновение отражать, и притом довольно успешно.
Пираты обычно появлялись весной. Они поднимались на своих размалеванных лодках с косыми красными парусами по разлившейся реке Маргэн и пытались ворваться в город через речные ворота. Иногда им это удавалось, и тогда они рассаживались в залах городского собрания, как будто полагали себя хозяевами города. Они забирали у горожан все припасы, опустошали сундуки, а порой даже увозили с собой некоторых мастеров или красивых девушек. Впрочем, последнее случалось редко.