— Между прочим, я — вовсе не случайный знакомый, — перебил Моран. — Это ты напрасно. Со мной никто случайно не знакомится. Если уж ты со мной познакомилась, стало быть, так предначертано и предназначено, и вообще так тому и надлежит быть.
— А со мной? — тихо спросила Диана.
— Что?
— Ну, со мной, — повторила девушка погромче, — со мной люди, по-вашему, как знакомятся, случайно или по велению судьбы?
— Люди? Да понятия не имею! Что ты ко мне привязалась со своими людьми! — возмутился Моран. — Я говорю сейчас о троллях.
Она надула губы.
Ей стало обидно.
Но даже обида эта была гармоничной и не разрушала внутренней тишины, установившейся во вселенной по имени Диана.
— Допила? — спросил вдруг Моран.
Диана подняла на него глаза.
— Ты допила чай? Хватит сидеть и кукситься в чашку, дело есть.
— Я буду пить, а вы рассказывайте. Я не люблю залпом хлебать, — объяснила Диана и потянула к себе коробочку, в которой лежало засохшее и очень мятое пирожное «корзиночка».
— А это будет прилично — когда один говорит, а второй жует? — обеспокоился Моран. — Учти, я забочусь о хороших манерах.
— А как это делают тролли? — улыбнулась Диана.
— Тролли? Да если бы ты видела, как трапезничают тролли, ты не задавала бы таких вопросов! Смотри.
И он вывалил перед ней гору тщательно разобранных и отчищенных ниток.
Диана ошеломленно смотрела то на пряжу, то на Морана. Джурич Моран заметно волновался. Он покусывал губу, порывался встать со стула, разглаживал нитки пальцами.
Наконец Диана выговорила:
— Что это?
— Не узнаешь? — вопросом на вопрос ответил Моран.
— Это пряжа, но…
— Та самая, — с нажимом подтвердил Моран. И опять замолчал, выжидательно глядя на Диану.
— Та самая? — Девушка пожала плечами. — Та, которую я выбросила… да?
Моран кивнул. Вид у него стал торжественный.
— Помнишь тот день? Мы тогда с тобой познакомились.
— Я поссорилась с мамой, — сказала Диана.
Моран разозлился.
Он даже стукнул кулаком по столу:
— При чем тут твоя невежественная мама! В этот день ты повстречала Джурича Морана. Вот что важно. И обычно это — самое важное событие в жизни многих и многих из людского племени. Но не в твоем случае. Ты — уникум, понимаешь? Ты выделяешься даже на общем фоне, потому что в тот день ты сделалась объектом притязаний сразу двух могущественнейших явлений природы. И второе — даже более могущественное, чем первое!
— А какое первое? — спросила Диана, откусывая кусочек от пирожного. Как ни странно, оно было вполне съедобным и даже вкусным, только подсохло.
— Первое — Джурич Моран собственной персоной, ты, глупая курица. А второе и злейшее — безумный дождь. Точнее — безумный снег. Такое случается раз в двести-триста лет. Неужели не заметила?
— У меня не было такой возможности, — фыркнула Диана. Она попыталась обидеться на «глупую курицу», но, что удивительно, и не смогла.
Моран уставился на нее так, словно видел впервые.
— Ну да, — пробормотал он, — учитывая срок жизни… Ну так радуйся! — взревел он. — Радуйся и ликуй! Безумный снегопад, который некогда касался щек Мерлина и Вивианы, дотронулся до тебя.
— Вот почему вы слизывали капли с моих волос, — сказала Диана. — Да?
— Нет, — оборвал Моран. — Просто ощутил необъяснимый приступ сладострастия. Но это быстро прошло. И вообще лишено смысла, поскольку у тебя нет хвоста.
— Маленький есть, — зачем-то сказала Диана. — Как у всех людей. Атавизм.
— А у настоящей троллихи — настоящий хвостик, с кисточкой, — отрезал Моран. — Настоящий хвост, а не атавизм. Поняла?
— Да поняла, поняла… — отмахнулась Диана. — Лучше скажите, для чего вы мне показываете эти нитки?
— Кстати, ты заметила, что я их отчистил?
— Джурич Моран, это просто шерстяные нитки. Их можно купить в любом магазине для рукоделия по цене семьдесят рублей за моток.
— Таких ты больше нигде не найдешь, хоть по тысяче за моток, — сообщил Моран. — А все знаешь, почему?
— Почему? — спросила Диана.
— Потому что они впитали в себя безумный снег.
Воцарилось молчание. И опять Диане почудились ходики: тук-тук-тук. Наверное, она слышала, как стучит сердце Джурича Морана.
— Вы хотите сказать, что эти нитки полежали в луже, вследствие чего и приобрели невероятную ценность? — произнесла наконец Диана.