казать, что и Моисей, написавший «Книгу Иова», и пророк Амос, который был пастухом, оба были рыболовами, так как вы найдете в Ветхом Завете не менее двух упоминаний о рыболовных крючках, первый раз их упоминает смиренный Моисей, друг Бога, а второй – смиренный пророк Амос. Относительно этого последнего, то есть пророка Амоса, я выскажу еще одно замечание – тот, кто будет наслаждаться скромным, смиренным и ясным слогом этого пророка и сравнит его с высоким, ярким и пышным стилем посланий пророка Исайи, несмотря на то что оба они равно правдивы, сможет легко понять, что Амос был не только пастухом, но и благородным рыболовом, в чем я полностью уверился, сравнивая любящие, преданные и смиренные Послания святого Петра, святого Иакова и святого Иоанна, которые известны нам как рыболовы, с блестящим языком и высокими метафорами святого Павла, который, судя по всему, рыболовом не был. А теперь о законности рыбной ловли: основу для нее мы можем найти в совете нашего Спасителя святому Петру забросить его снасть в воду и поймать рыбу для того, чтобы заплатить дань кесарю. Позвольте мне также сказать вам, что рыбная ловля пользуется большим авторитетом у других народов. Тот, кто прочтет книгу о плавании Фердинанда Мендеза Пинто, узнает, как в некоей далекой стране путешественник «обнаружил короля и нескольких священников, занимавшихся рыбной ловлей». Тот, кто прочтет Плутарха, узнает, что ужение отнюдь не было позорным занятием в дни Марка Антония и Клеопатры, которые в зените своей славы, отдыхая, чаще всего ловили рыбу. Позвольте мне также напомнить, что в Библии ужение всегда упоминается очень доброжелательно. И хотя охота могла бы упоминаться так же, это бывает редко. Тот, кто прочтет древние законы Экклезиаста, обнаружит, что священнослужителям было запрещено охотиться, так как охота – это буйное, утомительное и опасное времяпровождение, а рыбная ловля, напротив, священникам была рекомендована как невинный отдых, побуждающий к размышлению и покою. Я мог бы еще рассказать, как хвалил ужение наш ученый Перкинс и каким ярым приверженцем и великим знатоком рыбной ловли, как, несомненно, и многие другие ученые, был доктор Уайтэйкер, но ограничусь воспоминанием лишь о двух незабвенных людях, живших не так давно. Их имена я упомяну для преумножения славы искусства ужения. Первый – это доктор Ноуэлл, бывший одно время деканом кафедрального собора Святого Павла в Лондоне, где теперь воздвигнут памятник в его честь. Этот человек, живший во времена реформации королевы Елизаветы (1550), был так известен своим кротким нравом, глубокой ученостью, благоразумием и набожностью, что парламент и ассамблея доверили ему написание катехизиса, то есть правил веры и поведения для последующих поколений. Этот добрый пожилой человек, знавший благодаря своей большой учености, что Бог ведет нас на небеса вовсе не через замысловатые вопросы, как настоящий рыболов создал прекрасный, простой и доступный катехизис, который был издан вместе с нашим старым добрым молитвенником. Этот человек был самым выдающимся любителем и постоянным практиком рыбной ловли, когда-либо жившим на свете. Кроме часов молитвы, то есть тех часов, которые были предписаны духовенству церковью, а не были следствием добровольной набожности, как это было у первых христиан, все остальное время доктор Ноуэлл проводил на рыбалке, а также жертвовал, по свидетельствам многих людей, десятую часть своих доходов и всю пойманную рыбу бедным людям, жившим по берегам тех рек, где он рыбачил. Он часто говорил: «Милостыня укрепляет веру». Вернувшись домой с рыбалки, он в молитвах благодарил Бога за то, что провел еще один день без мирской суеты. Этот прекрасный человек очень хотел, если не жаждал, чтобы последующие поколения помнили его как рыболова, и это видно по его портрету, бережно хранящемуся в колледже Брасенос, покровителем которого он был. На этом портрете доктор Ноуэлл представлен сидящим за партой, перед ним раскрыта Библия, в одной его руке шнуры, крючки и другие снасти, а в другой – он держит несколько удилищ. Под этой картиной написано, в частности, следующее: «…он умер тринадцатого февраля тысяча шестьсот первого года в возрасте девяноста пяти лет, сорок четыре из которых был настоятелем собора Святого Павла, и годы не ослабили ни его слух, ни его зрение, ни его разум и не сделали ни одну из его способностей слабой или бесполезной». Говорят, что главными источниками его счастья были рыбалка и умеренность. Я желаю такой жизни всем, кто почитает память этого прекрасного человека и берет с него пример. Моим следующим и последним примером будет недооцененный современниками ректор Итонского колледжа сэр Генри Уоттон, с которым я часто рыбачил и беседовал. Его дипломатическая служба Британии, громадный опыт, ученость, блестящий ум, чувство юмора и жизнерадостность делали общение с этим человеком необыкновенно интересным. Его красноречивой похвалы ужению обычно было достаточно, чтобы переубедить любого противника этого искусства. Он был самым искренним любителем и постоянным практиком рыбной ловли, о которой говорил: «Это занятие для праздного времяпровождения, но оно тем не менее лишено праздности, ибо после утомительных занятий рыбалка есть отдых для ума, веселье для духа, отвлечение от уныния, успокоение тревожных мыслей и источник благодушия». Сэр, именно так говорил этот умнейший человек, и мне легко поверить, что мир, кротость и благодушие всегда соседствовали в веселом сердце сэра Генри Уоттона, ибо, когда ему было далеко за семьдесят, он создал описание подлинного счастья, испытанного им теплым вечером, когда он тихо сидел на берегу с удочкой. Это описание весны сошло с его пера так же мягко и сладкозвучно, как течет река, на берегу которой оно было написано: