Это сухая отдушка.
КОРНЕЛИЯ: Фу-у.
Она полощет рот напитком из своего стакана.
ФРЭНК: Все нормально?
КОРНЕЛИЯ: Да-да.
ФРЭНК: Может, воды?
КОРНЕЛИЯ: Нет, спасибо. Я думала, это чипсы.
За сценой слышится рев мотоцикла.
РОДЖЕР: меня понимает. Вот почему я его так люблю. Не могу описать вам, Фрэнк, как я счастлива, что у нас будет ребенок. Вы не представляете, какая это радость — носить частичку Роджера в себе.
Рев мотоцикла.
Вообще-то…
Короткая пауза.
Мне пришлось приложить столько усилий, чтобы добиться всего. Думаю, вам тоже.
ФРЭНК: Да, с той лишь разницей, что я, вообщем-то, ничего не добился. Хотя и пытался.
Рев мотоцикла.
КОРНЕЛИЯ: Он обожает свои мотоциклы.
ФРЭНК: Конечно, есть люди, к которым все само плывет в руки. Взять, к примеру, Филлипа. Ему все так легко дается. А мне постоянно приходится всего добиваться.
КОРНЕЛИЯ: Да.
ФРЭНК: Я часто спрашиваю себя, чего я мучаюсь? Нужны годы, чтобы придумать сюжет, годы, чтобы написать текст, а дальше можешь считать, что тебе повезло, если его кто-то прочтет. А потом тебе говорят: «Это не совсем наш репертуар, но нам было бы интересно почитать вашу следующую пьесу», а ты думаешь: «Да меня и эта чуть не доконала!». Конечно, бывает иначе. Если о-о-очень повезет, твою пьесу сыграют раз двадцать в провинциальной дыре. Впрочем, никто же меня насильно не заставляет.
Короткая пауза.
Знаете, я ведь спас ему жизнь.
КОРНЕЛИЯ: Филлипу?
ФРЭНК: Да.
КОРНЕЛИЯ: Нет, я не знала.
ФРЭНК: Мы купались в пруду, несколько месяцев тому назад, и вдруг он исчез. Я нырнул и вытащил его, и… ну, сделал ему искуственное дыхание.
КОРНЕЛИЯ: Потрясающе. Вы ходили на курсы первой помощи?
ФРЭНК: Нет, нет. Я просто прижался губами к его губам — инстинктивно. Думаю, любой на моем месте поступил бы так же.
КОРНЕЛИЯ: Ну…
Короткая пауза.
А вы не пробовали познакомиться по объявлению?
Входит ЛОРА. Пристально смотрит на них обоих.
Знаешь, Лора, я тут подумала, если тебе прорубить дверь вон в той стене и еще одну в следующей комнате, получится нечто вроде анфилады. Было бы чудесно, правда? В общем…
Она выходит.
ЛОРА: Представь, каково с ней жить!
ФРЭНК: Она ничего.
ЛОРА: Анфиладу ей, твою мать! Ах, Фрэнк, как он мог такое с собой сотворить?
ФРЭНК: Он еще молодой.
ЛОРА: Мы все когда-то были в этом возрасте, но это же не значит, что надо ставить себе клеймо между ног!
ФРЭНК: Он своенравный малый. Это вполне в его стиле.
ЛОРА: Такие поступки под стать Роджеру, но Филлип! Это так глупо. У него такая прекрасная кожа!
ФРЭНК: Ее же почти не видно. Надо присмотреться, чтобы увидеть. То есть, не каждому доведется до нее добраться, понимаешь? Конечно, кому-то и доведется, но… ну…
ЛОРА: Я знала, что он не мог столько раз ездить в Прадо. Каждый раз я звоню ему, а он мне: «Опять ездили в Прадо». Он лгал мне, Фрэнк! Готова поспорить, он и бедного Санчеса-то толком не видел. Они с Аделаидой, наверно, дали ему пакет начос и несколько песет и куда-нибудь отправили, а сами чем только не занимались на этой Рамбле — в свободное время, когда не смотрели, как быков убивают.
ФРЭНК: Разве начос — не мексиканская еда?
ЛОРА: Да какая разница.
ФРЭНК: А Рамбла в Барселоне.
ЛОРА: Да насрать, хоть в Брикстоне! Эта испанская дрянь совратила моего сына да еще и распиалась у него на яйцах.
ФРЭНК: Ну не совсем там.
ЛОРА: Плюс минус дюйм! Как подумаю, что какой-то жирный старый хрен тыкал иголками в пах моего сына, а эта шлюха смотрела и лыбилась с сигаретой в зубах — о, Боже мой! А если иглы были зараженные?
ФРЭНК: Что за глупости!
ЛОРА: Ты, конечно, извини, Фрэнк, но делать это в мадридских трущобах!
ФРЭНК: А что, в Мадриде это опаснее? Миллионы людей делают татуировки, и с ними ничего не случается. Вот Роджер, например. Все с ним в порядке.
ЛОРА: Это не факт. Такое ощущение, будто он меня предал. Как он мог такое выкинуть? Он — единственный, на кого я могу положиться — кроме тебя — и что вытворяет!