Такая динамика темпа роста имела важные последствия. Например, на заре человечества, когда Землю населяли прародители современных людей, или гоминиды[3], экономическое развитие происходило слишком медленно, и потребовалось порядка миллиона лет для прироста производственных мощностей, чтобы население планеты позволило себе увеличиться на миллион человек, причем существовавших на грани выживания. А после неолитической революции, к 5000 году до н. э., когда человечество перешло от охотничье-собирательского общества к сельскохозяйственной экономической модели, темпы роста выросли настолько, что для такого же прироста населения хватило двухсот лет. Сегодня, после промышленной революции, мировая экономика растет примерно на ту же величину каждые полтора часа[4].
Существующий темп роста — даже если он законсервируется на относительно продолжительное время — приведет к впечатляющим результатам. Допустим, мировая экономика продолжит расти со средним темпом, характерным для последних пятидесяти лет, все равно население планеты в будущем станет богаче, чем сегодня: к 2050 году — в 4,8 раза, а к 2100 году — в 34 раза[5].
Однако перспективы стабильного экспоненциального роста меркнут в сравнении с тем, что может произойти, когда в мире свершится следующее скачкообразное изменение, темп развития которого по значимости и последствиям будет сравним с неолитической и промышленной революциями. По оценкам экономиста Робина Хэнсона, основанным на исторических данных о хозяйственной деятельности и численности населения, время удвоения экономик охотничье-собирательского общества эпохи плейстоцена составляло 224 тысячи лет, аграрного общества — 909 лет, индустриального общества — 6,3 года[6]. (В соответствии с парадигмой Хэнсона современная экономическая модель, имеющая смешанную аграрно-индустриальную структуру, еще не развивается в удвоенном темпе каждые 6,3 года.) Если в мировом развитии уже случился бы такой скачок, сопоставимый по своему революционному значению с двумя предыдущими, то экономика вышла бы на новый уровень и удваивала бы темпы роста примерно каждые две недели.
С точки зрения сегодняшнего дня подобные темпы развития кажутся фантастическими. Но и свидетели минувших эпох тоже вряд ли могли предположить, что темпы роста мировой экономики когда-нибудь будут удваиваться несколько раз на протяжении жизни одного поколения. То, что для них представлялось совершенно немыслимым, нами воспринимается как норма.
Идея приближения момента технологической сингулярности стала чрезвычайно популярной после появления новаторских работ Вернона Винджа, Рэя Курцвейла и других исследователей[7]. Впрочем, понятие «сингулярность», которое используется в самых разных значениях, уже приобрело устойчивый смысл в духе технологического утопизма и даже обзавелось ореолом чего-то устрашающего и в тоже время вполне величественного[8]. Поскольку большинство определений слова сингулярность не имеют отношения к предмету нашей книги, мы достигнем большей ясности, если избавимся от него в пользу более точных терминов.
Интересующая нас идея, связанная с понятием сингулярности, — это потенциальное взрывоподобное развитие интеллекта, особенно в перспективе создания искусственного сверхразума. Возможно, представленные на рис. 1 кривые роста убедят кого-то из вас, что мы стоим на пороге нового интенсивного скачка в темпе развития — скачка, сопоставимого с неолитической и промышленной революциями. Скорее всего, людям, доверяющим диаграммам, даже трудно вообразить сценарий, в котором время удвоения мировой экономики сокращается до недель без участия сверхмощного разума, во много раз превосходящего по скорости и эффективности своей работы наш привычный биологический ум. Однако не обязательно упражняться в рисовании кривых роста и экстраполяции исторических темпов экономического развития, чтобы начать ответственно относиться к революционному появлению искусственного интеллекта. Эта проблема настолько серьезна, что не нуждается в аргументации подобного рода. Как мы увидим, есть гораздо более веские причины проявлять осмотрительность.
3
Гоминиды (лат. Hominidae) — высокоорганизованное семейство человекообразных обезьян; гоминид, человек ископаемый, представляет собой промежуточное звено между приматом и человеком разумным. (Прим. ред.)
4
В настоящее время доход на уровне прожиточного минимума равен примерно 400 долларов [Chen, Ravallion 2010]. Следовательно, для 1 млн человек эта сумма будет равняться 400 000 000 долларам. Мировой ВВП составляет около 60 000 000 000 000 долларов и растет с темпом четыре процента в год (учитывается среднегодовой темп роста с 1950 года, см. данные: [Maddison 2010]). Цифры, приведенные мною в тексте, основаны на этих данных, хотя они представляют всего лишь оценку порядка величины. Если проанализировать сегодняшнюю численность людей на Земле, то выяснится, что в среднем она увеличивается на 1 млн человек за полторы недели; но подобный темп прироста населения лимитирует скорость экономического развития, поскольку доход на душу населения растет тоже. При переходе к животноводству и земледелию население планеты выросло к 5000 году до н. э. на 1 млн человек за 200 лет — огромное ускорение по сравнению с эпохой гоминидов, когда на это требовалось 1 млн лет, — поэтому после неолитической, или сельскохозяйственной, революции прогресс пошел значительно быстрее. Тем не менее, согласитесь, не может не впечатлять, что семь тысяч лет назад на экономическое развитие требовалось 200 лет, тогда как сегодня приросту на ту же величину хватает полутора часов для мировых экономик и полутора недель для населения планеты. См. также [Maddison 2005].
5
Резкий рост и значительное ускорение подтверждают предположение о возможном приближении к точке сингулярности; в свое время это предвидели математики Джон фон Нейман и Станислав Улам:
Чаще всего мы вели беседы на такие темы, как ускорение технического прогресса и общие перемены, влияющие на образ жизни человека. Наблюдая стремительные изменения, мы понимали, что исторически вся наша гонка неизбежно приведет человечество к некой неустранимой точке; перейдя ее, люди уже не смогут продолжать ту деятельность, к которой мы все так привыкли [Ulam 1958].