По словам бизнесмена, он начинал карьеру с исследований в области искусственного интеллекта, а теперь зарабатывал на жизнь как основной докладчик на бизнес-конференциях, консультируя корпорации и бизнес-лидеров о тенденциях и технологиях, которые могут подорвать их сферы деятельности. Он не говорил, он выступал – оживленно и слегка отвлеченно, с выразительной и непринужденной жестикуляцией и оптимизмом прогнозируя масштабные и ужасные разрушения. Он говорил со мной о тех изменениях и возможностях ближайшего будущего, когда искусственный интеллект произведет революцию в финансовом секторе, и большинство юристов и бухгалтеров будут сокращены – их дорогой ручной труд станут выполнять все более и более умные программы. Он говорил со мной о будущем, в котором законы жизни будут вписаны в механизмы; о будущем, в котором автомобили будут сами штрафовать водителей за превышение скорости; о будущем, в котором отпадет необходимость в водителях и производителях автомобилей, учитывая, что, подобно кораблям-призракам, напечатанные на 3D-принтере машины станут появляться в автосалонах, созданные в точном соответствии с требованиями конкретного заказчика.
Я заявил, что обнадеживающий аспект моей работы писателя заключался в том, что в ближайшее время меня вряд ли заменит машина. Я признал, что не могу заработать много денег, но я по крайней мере мог не бояться быть выброшенным прямо с рынка труда гаджетом, который стал бы моей более дешевой и эффективной копией.
Мой собеседник слегка наклонил голову и поджал губы, как бы размышляя, позволить ли мне такую успокаивающую отговорку.
– Конечно, – произнес он, – полагаю, что некоторые виды журналистики не будут заменены искусственным интеллектом. В частности, аналитика. Людей, возможно, всегда будут интересовать мнения других настоящих людей.
Хотя наиболее популярные произведения и не подвергались прямой угрозе, по его словам, некоторые пьесы, фильмы и произведения художественной литературы уже были написаны компьютерными программами. Правда, эти музыкальные и литературные творения были не особо качественными, как он слышал, но нельзя отрицать, что компьютеры, как правило, очень быстро совершенствуются в том, что поначалу им не очень удается. Полагаю, он считал, что я и люди, такие как я, – всего лишь расходный материал, как и все, кто окажется не у дел в будущем. Я хотел спросить его, думал ли он о том, что в конечном итоге компьютеры могут заменить даже основных докладчиков и что всех мыслителей последующего десятилетия можно будет пересчитать по пальцам одной руки. Но я понял, что, какой бы ответ на поставленный вопрос он ни дал, с его стороны это будет самодовольное подтверждение его идей, и поэтому я просто решил включить в книгу историю про фисташку, застрявшую в его дорогой рубашке, как акт мелкой и тщетной мести, а также своего рода неуместного абсурда, который, несомненно, был бы ниже достоинства и писательского профессионализма искусственного интеллекта.
Андерс и привлекательная француженка справа от меня были поглощены, как мне показалось, непроницаемой технической дискуссией о прогрессе исследований в области загрузки разума в машины. Разговор плавно обратился к Рэю Курцвейлу, изобретателю, предпринимателю и директору по инженерным вопросам Google, популяризовавшему идею технологической сингулярности, и перетек в обсуждение эсхатологического пророчества новой эры человечества после изобретения искусственного интеллекта, о слиянии людей и машин и об окончательном уничтожении смерти. Андерс говорил, что взгляд Курцвейла на эмуляцию мозга был чересчур приблизительным, так как он полностью игнорировал то, что Андерс назвал «подкорковым центром интересов».
– Эмоции! – воскликнула француженка. – Он не нуждается в эмоциях! Вот в чем дело!
– Может, и так, – ответил Альберто.
– Он хочет стать машиной! – сказала она. – Вот чем он хочет быть на самом деле!
– Хорошо! – согласился Андерс, задумчиво шурша фисташковой шелухой в тщетных поисках целого ядрышка. – Я тоже хочу стать машиной. Но я хочу быть машиной с эмоциями.
В конце нашей продолжительной беседы Андерс подчеркнул свое желание иметь в буквальном смысле механическое тело. Как один из самых выдающихся мыслителей трансгуманизма он был известен так же широко, как и его идея загрузки сознания в машины – идея, среди посвященных именуемая «полной эмуляцией мозга».