Конечно, человек в своем поведении часто осуществляет множество автоматических (неосознаваемых и не окрашенных эмоционально) действий. Мы, как правило, не задумываемся над теми своими действиями (и не переживаем их), которые выполняем по привычке. Хотя осознаём и внешнюю цель действия, и способ ее достижения. Утром, например, мы встаем, включаем плиту, делаем себе кофе. Мы обычно делаем подобное, что называется, на автомате, не задумываясь, в какую руку берем чашку, в какую банку с кофе и т.д., т.е. не контролируем действия в микропоследовательности их составных элементов. Нам действительно нет нужды задумываться над привычными действиями, над тем, что хорошо именно своим автоматизмом — например, дыханием (над этим мы задумываемся лишь в том случае, когда, например, практикуем дыхательные техники с целью «перепрограммирования» своего процесса дыхания для перевода его на нужный режим) или хождением (кроме случаев, когда мы, например, после снятия гипса на сломанной ноге вынуждены как бы заново учиться ходить).
Однако ученый, по профессии своей отличающийся от «обычного человека» тем, что время от времени задумывается над обычными действиями и вещами, над их причинами, смыслом и последовательностью, задается вопросами «что» и «как» мы делаем. Что это лично ему дает? Начинает ли он производить эти действия быстрее? Как правило, нет, ибо утрачивается их автоматизм. Может быть, эффективнее? Вряд ли, ибо часть энергии уходит не на действия, а на «бесцельное» их прослеживание и осмысление. Тогда зачем ему это?
В том-то и дело, что понимание действительных причин этих якобы ненужных размышлений принципиально недоступно машине, поскольку ей, в отличие от человека, нет необходимости составлять программы подобных действий, в основе которых лежит антиципирование нужного результата. Автоматизм привычных человеку действий теряет смысл и ценность, когда возникает необходимость передать наши функции другому (например, той же машине): тогда-то мы и оказываемся вынуждены задуматься над содержанием и порядком наших действий. Этот другой (который может быть из другой экзистенциальной традиции или даже другой цивилизации) не умеет совершить подобные действия интуитивно (на автомате), как мы. Ему-то мы и должны разложить наши действия «по полочкам». В результате сделает ли машина эти действия лучше нас? Вряд ли. Но зато быстрее — наверняка. Она делает те же операции, что и мы, но разложенные на десятки или сотни мелких последовательных этапов; однако делает это в тысячи раз быстрее, чем мы. Затем она нам и нужна. Мы можем то, что она, но мы — медленнее. Она — не лучше нас, но — быстрее.. Значит, главный критерий здесь — скорость. Однако ни в науке, ни в искусстве скорость, как правило, не является ни решающим фактором, ни решающим критерием.
Искусственный интеллект не может ничего того, чего не можем мы, ибо он может только то, чему мы его научили (при условии, что предварительно освоили это сами). Но его быстродействие, то, что он делает это гораздо быстрее нас, — есть его выигрыш. Он экономит нам время, за секунду перебирая в своем, заложенном нами, «уме», миллионы возможных вариантов решения. Это, собственно, наша машина времени (но не интеллект в собственном смысле слова).