Последующие полгода Арнольд и Джек были сущим кошмаром для хулиганов школы. Снискав уважение многих девятиклассников за свой сумасшедший нрав, эта парочка творила добро направо и налево. Никто не уходил безнаказанным от этих двух, и в конце концов, пытавшийся бороться с ними директор, смирился. Приблизив к себе, он сделал их негласными охранниками школы и платил им по доллару за час. И теперь Джек и Арнольд, будучи при деле редко давали волю своим кулакам, ведь они представляли директора – человека который доверился им и рассчитывал на них. К тому же деньги нужны были им обоим – и скудно проживающему Арнольду и желавшему жить независимо, Джеку.
Всё закончилось накануне Рождества. Маленький городок вовсю готовился к празднеству. Школа пестрела разноцветными огнями, встречая подступающие с пугающей быстротой, сумерки.
Уильям – сын священника и одноклассник Арнольда и Джека, осторожно балансируя на табуретке, наряжал ель, стоящую в центре спортивного зала. Все ребята уже ушли, оставив скромного толстяка заниматься скучным делом. Но Уильям любил украшать ёлку, любил её колючие хвойные ветви. Убедившись, что никто не видит, он взял лапу ели и прижался к ней своим мягким пухлым лицом. Дерево никогда не было против этого, и Уильям был благодарен ему за это. Водя душистыми колючками по лицу, мальчишка совершенно забыл про серпантины и мишуру, лежавшие у его ног. Он вдыхал свежий запах Рождества и был на седьмом небе от счастья.
– Эй жирдяй, ты что с моей ёлкой делаешь? – услышал Уилл за спиной такой знакомый и от этого не менее противный, голос. Вздрогнув от неожиданности, сын священника резко повернулся. Лицо его залил розовый румянец. Перед ним стояла троица новеньких, которых всего неделю назад перевели из проблемной школы соседнего города.
Слева, ухмыляясь стоял блондинистый парнишка. Лицо его было сплошь покрыто угрями, и он не переставая жевал жвачку. Справа, опираясь о дверной косяк стоял здоровый детина с бычьей шеей. Тупой его взгляд был устремлен прямо на Уилла. Создавалось ощущение что он не понимает, что вообще вокруг происходит. Между двумя мальчишками, держа руки в карманах, стоял их предводитель. Темноволосый мальчишка со смазливым лицом, ленивым взглядом смотрел на краснеющего с каждой секундой всё больше, Уильяма. Парень был из тех, которые с одного взгляда понравятся любой девчонке. Сын священника чувствовал и признавал власть этих троих, особенно их главаря. Он боялся его до такой степени, что, только услышав его голос он уже чувствовал, что готов наложить в штаны. Уильям понимал ко из них двоих настоящий самец. Понимал он и то, что он, сын священника – просто лужа дерьма.
– Что будем делать с тобой жирдяй? – спросил темноволосый мальчишка, печатая каждое слово, словно заправский командир какого-то подразделения.
– Ничего – тихо пролепетал Уилл, желая только одного – исчезнуть, пропасть, провалиться сквозь землю, кануть в небытие, лишь только не слышать этот, разрывающий барабанные перепонки и заставляющий дёргаться сердце и дрожать каждый мускул, голос.
– Говори ртом, а не жопой, жирдяй! – почти что прокричал мальчишка. Уильям, вздрогнув, почувствовал, как глаза его наливаются влагой. Его руки, непроизвольно дёрнувшись начали подниматься к лицу.
– Смотрите, принцесса собирается плакать по своему принцу – грубым басом проговорил здоровяк с бычьей шеей, подаваясь вперёд и удивленно глядя на сына священника, словно увидел перед собой восьмое чудо света.
Уильям, чувствуя, что не может сдержать выступающие на глазах слёзы, хотел было отвернуться, но подскочивший прыщавый блондин схватил его за шею, и крепко сдавил. Уилл почувствовал, как пальцы прыщавого, погрузившись в жировые складки на шее больно вонзились в его глотку.
– Давай принцесса, плачь, плачь –хищно скалясь произнёс он, глядя в умоляющие глаза толстяка.
И Уильям заплакал. Он хныкал как маленькое дитя, ревел, не сдерживаясь. И он чувствовал, как с каждой слезой из него буквально вытекают последние капли самоуважения. Попроси сейчас эта троица чтобы он вылизал языком их грязны ботинки, он безропотно бы пополз исполнять их приказ. Смазливый паренёк, наслаждаясь зрелищем и вдыхая аромат страданий неповоротливой уклюжей жертвы, чувствовал, что праздник действительно приближается и его настроение поднималось в то время, как и без того заниженная самооценка сына священника падала всё ниже и ниже – на самое дно.