Увалень пошатнулся, сделал шаг назад и поскользнувшись, рухнул на спину. От головы его стало расходиться большое тёмное пятно.
Элли, дрожа всем телом, осмотрелась. Вся троица лежала вокруг неё. Жилистый, всё ещё держась за горло, пытался бороться за свою жизнь. Девушка подошла к нему. Нагнувшись, она посмотрела в его глаза. Она не знала, что хотела бы увидеть там. Мольбу о прощении? Смирение? Осознание каких-то простых истин?
Содрогающиеся, прыгающие в глазницах, они не выражали ничего кроме дикой жажды жизни. Прижимая руки к розовой полоске на шее, он содрогался в конвульсиях. Кровь, забив лёгкие не позволяла ему дышать, и он умирал от удушья. Элли не видела в его глазах ничего кроме животного инстинкта. Не видела ничего, что позволило бы назвать это существо человеком.
Чувствуя, что подходят последние секунды его жизни, мужчина, отпустил вдруг горло и обеими руками вцепился в крестик. Его руки ходили ходуном, но он, казалось, совсем не замечал этого. Выступившие на глазах слёзы, прочертив блестящие линии, скользнули в сторону ушей. Глядя в небо блестящими от влаги, дикими глазами, жилистый попытался что-то произнести, как вдруг на лицо ему опустился кулак девушки.
– Вот уж хрен тебе, ублюдок – выкрикнула она, хватая мужчину за крепкие жилистые ладони, которые тот тесно сплел между собой длинными мозолистыми пальцами.
Мужчина держался за крестик так, словно это был его единственный способ выжить. Его взгляд не выражал ничего кроме бешеной жажды жизни. Он хотел жить, хотел продолжать пить пиво в своём любимом пабе, хотел продолжать дебоширить и драться по любому поводу и без, хотел продолжать трахать малолетних девчушек, оказавшихся на свою беду в тёмном квартале. Он хотел, чтобы это никогда не кончалось. Единственное что он всю свою жизнь делал – это получал удовольствие, не считаясь ни с кем. Его жизнь была дороже всего, что он когда-либо встречал.
– Отпусти! – выкрикнула Элли, дергая сжавшиеся в плотный комок, руки мужчины. Глаза его были бешено вытаращены. Он боролся за свою жизнь. Как лев, как тигр, как крыса, как таракан, как блоха. Как любое другое животное, испуганное приближением неизбежного, он пытался хотя бы на несколько секунд задержать свою смерть. Девушка впилась зубами в его костяшки. Подсовывая резцы под его кожу, она почувствовала, что плачет.
– Элли, ты плачешь?
Девушка, осмотрелась по сторонам. Пропахший порохом салон фургона, тусклый свет фар, пробивающих тёмную завесу безлунной ночи и наводчик, тревожно поглядывающий в её сторону. Кажется, она снова задремала.
– Нет конечно. О чём это ты? – ответила она, украдкой вытирая выступившие на щеках слёзы.
Продолжая поглядывать в сторону разведчицы, Дерек осторожно вёл фургон на небольшой скорости, как вдруг, прямо посреди дороги возник силуэт человека. Резко дернув руль вправо, наводчик услышал, как кто-то, или несколько кого-то упало со скамеек в салоне. Элли, от резкого маневра навочика стукнулась лбом о закрытую ее же рукой дверь. Плавно надавив на тормоз, парень, под аккомпанемент отборной ругани, доносящейся из заднего салона, остановил фургон.
– Дерек, матерь Пресвятая Богородица. Ты нас в фарш решил превратить? – громче всех орал Ральф. Выскочив из кабины, наводчик мигом оказался у задней двери фургона. Отперев её, он осторожно отошел в сторону. Первым, потирая ушибленный локоть, из салона вышел Джек.
– Дерек, меня даже маманя моя так в школу не будила, а она знала толк в таких классных штучках, что блин, закачаешься – бешено тараща глаза, произнес он.
Вторым вышел молчаливый Энди, а за ним из салона показался побагровевший от злобы Ральф.
– Слушай… – начал было он.
– А лучше смотри – раздался позади наводчика незнакомый рваный голос.
Повернувшись к незнакомцу одним резким движением, Дерек вскрыл покоившуюся на груди, кобуру. В руке его сверкнул хромированный «Брандер-48».
В двадцати шагах от фургона стоял ссутулившийся худой мужчина лет тридцати-тридцати пяти с болезненно-бледным цветом лица. Хотя он и не сделал ни единого движения, по его неестественно напряженной позе можно было понять, что у него есть определенные проблемы с опорно-двигательным аппаратом. Его расширившиеся зрачки смотрели в бесконечность в то время как он, казалось, видел, если уж не все, то точно никак не меньше чем могла бы видеть в этой темени, обычная кошка. Изборожденный морщинами лоб мужчины едва прикрывали редкие, свисающие с макушки, темные пряди, которые были больше похожи на морские водоросли, чем на волосы.