Крупные капли дождя упали на лицо Шона, и пришлось натянуть капюшон куртки на голову. С открытой палубы съезжали машины, пока он спускался по трапу к терминалу. Перед отъездом из Сэндспита он дал свой номер службе такси, поэтому сейчас вытащил телефон и через пятнадцать минут уже был на пути в аэропорт на острове Дигби. Сорок минут спустя Шон расслабился в кресле двухмоторного самолета. Ну, «расслабился» могло бы значить вытянулся. Но в маленьком кресле не было возможности расслабиться. Так что Шон вытянул длинную ногу в проход перед собой. Здесь скорее бы подошло «отпустил себя». Чем больше миль становилось между ним и матерью, тем больше он чувствовал себя отдохнувшим. Шон мог честно сказать, что любит свою мать. Да, но он не мог находиться с ней долго, потому что она высасывала его энергию, как дешевый фонарик. И казалось, не замечает, как энергия Шона истощается. Или если и замечала, это ее нисколько не беспокоило. Она никогда не брала на себя ответственность за что-либо, и чем старше становился Шон, тем сильнее охладевали и его чувства. Стюардесса поставила маленькую бутылочку воды и положила крошечную упаковку орехов на столик перед Шоном. Он умирал от голода и решил, что засядет в спортбаре в аэропорту Ванкувера.
Прежние подружки звали Шона холодным и отстраненным - помимо других определений. И это было более чем правда. В тридцать семь Шон становился теплым и пушистым с женщинами только в постели. Вне ее он не хотел брать на себя ответственность за кого-либо. Только за себя самого… и свою мать. Он удостоверился, что у нее будет куча денег. Приобрел дом в том месте, куда она хотела переехать. Купил ей «субару» и организовал доставку машины из Принц Альберт. Он навещал мать, когда она была на смертном одре. Делал для нее все, что мог, но не сближался с ней.
Шон открыл пакетик орехов и высыпал их в рот. Он был близок только к одному человеку – своему дяде. Эйб стал для Шона авторитетом и изменил его жизнь. Если бы не дядя, он не знал, где был бы сегодня. Если бы не хоккей, вероятно, оказался в какой-нибудь психушке и бился бы головой о стены, чтобы притупить боль. Шон открыл бутылку воды и выпил ее. У него были хорошие отношения с друзьями. По крайней мере, он сам так считал, но эти отношения не были семейными. В его жизни был лишь один человек, которого он считал семьей. Один человек, который приглядывал за Шоном. Один человек, с которым он мог разговаривать о чем угодно, и когда дядя умер, Шон рыдал как девчонка. С уходом этого мужчины ушло и ощущение семьи.
Двухмоторный самолет «Эйр Канада» сделал несколько кругов над ванкуверским аэропортом, прежде чем приземлиться. Чем ближе самолет подъезжал к гейту, тем больше энергии струилось по венам Шона. К тому времени, как он нашел бар, кончики его пальцев почти потрескивали. Светящиеся постеры с Хенриком Седином и Брэндоном Саттером приветствовали его, пока он шел к стойке менеджера зала. Девиз ресторана был «Мы все Канадос». Шон натянул бейсболку пониже. Не все из них были канадос, и он почувствовал себя предателем. Он занял место у барной стойки и быстро заказал стейк, овощи на гриле и воду с долькой лимона. Обслуживание было отличным, а еда оказалась еще лучше. Над баром висели пять телевизоров, по двум из них показывали игру «Брюинс» против «Джетс» в Виннипеге, а еще два показывали футбольный матч между «Гигантами» и «Пакерами». По пятому транслировали «Си-Эн-Эн».
Хоть звук и был выключен, Шон почти слышал стук шайб по льду и треск, когда Маккуид зажал Элера в углу и жестко припечатал его в бортику. В третьем периоде Марчанд забил гол в одно касание в «гамак» Хеллебаку и зажег фонарь над воротами. Вот, подумал Шон, разрезая стейк, что заставляло его сердце учащенно биться. Прицельный удар в «гамак» наполнил Шона таким количество электричества, что показалось, будто у него волосы встали дыбом. Добывание очков никогда не казалось ему ответственностью. Это было весело. Он наслаждался этим. Был одним из лучших снайперов в НХЛ. Забросить шайбу в ворота – это вызов. Тот, который Шон всегда с радостью приветствовал.
Бармен узнал Шона и налил ему крафтового пива. Может, Шон и не играл за Канадос, но он был канадосом по рождению и когда-то играл за Эдмонтон. Шон с барменом поболтали несколько минут, пока тот не ушел смешивать мартини.
По двум телевизорам матч «Брюинс» - «Джетс» прервала реклама «Будвайзера», и Шон взглянул на экран с «Си-Эн-Эн», засовывая большой кусок мяса в рот. Внизу экрана шли субтитры, а три диктора обсуждали пластиковые бутылки, всплывшие на пляже Калифорнии. Вот только что экран был заполнен белым пластиком, а в следующее мгновение в новостях появился длинный причал. У края которого покачивался знакомый зеленый самолет.
«Король 5 находится на месте событий».
Пока шли субтитры, дверь самолета открылась и кто-то выбрался наружу. Даже если бы на женщине не было штанов для йоги и коричневой рубашки Шона, рыбная шляпа все равно выдала бы ее. Казалось, сначала Лекси не обратила внимания камеры и персонал новостей. Ее внимание было приковано к телефону, и она не заметила, что попала в прицел камер телевизионщиков. Затем внезапно подняла голову, ее глаза расширились, как у оленя, пойманного светом фар. Утреннее солнце сверкало на туфлях, которые Лекси надевала в первую ночь их встречи. На секунду Шон задумался, что она сделала со своими ботинками, а потом завертелось.
«Лекси? Мисс Ковальски, вы можете сказать нам, где были?» – высветилось в ленте субтитров.
Светлые волосы под рыбной шляпой разлетелись вокруг головы Лекси, когда она промчалась мимо репортеров. Ее длинные ноги мерили причал, груди под рубашкой подскакивали, как футбольные мячи, и Шон подумал, что Лекси наверняка упадет и сломает ногу.
Он отрезал кусок стейка и возблагодарил Бога, что не оказался в центре этого хаоса. В голове Шона подобно субтитрам на экране телевизора пронеслись две мысли. Первая – Лекси не следовало так убегать. Это выглядело удручающе, и она могла покалечиться. Вторая – четырнадцать часов теперь не выглядели так уж плохо. Шон положил кусок стейка в рот и потянулся за пивом. Сейчас четырехчасовая пересадка в Ванкувере выглядела так, будто он избежал пули.
ГЛАВА 8
В любви и на войне все средства хороши
Везение Лекси закончилось в тот самый момент, когда «Морской кузнечик» приземлился в Сиэтле. Она попросила Мари забрать ее у причала озера Юнион, но это оказалось еще одной ошибкой, которая добавилась к растущей куче. Лекси не хотела втягивать в это подругу больше, чем необходимо. Мари сейчас была законопослушной гражданкой, которая учила первоклассников в респектабельной вальдорфской школе. И последнее, в чем она нуждалась, - это чтобы ее увидели в пятичасовых новостях за рулем машины со сбежавшей невестой. В первый раз Мари удалось ускользнуть. Второй был слишком рискованным.
Если бы отец Лекси сейчас находился в городе, он бы встретил ее с парой хоккеистов, чтобы не допустить вмешательства репортеров и блокировать их. Кто-то сообщил информацию, что сбежавшая невеста запрыгнула на летающую «древесную лягушку», улетела из города, а теперь возвращается. Лекси подозревала Джимми. Он не упомянул во время полета в Сиэтл, что ее ожидает, и этот факт делал его главным подозреваемым. Плюс он мог много получить от бесплатной рекламы и внезапной огласки. Не то чтобы Лекси сильно винила его. Для своего бизнеса она бы сделала то же самое. Потому и не смогла накричать на него, что он оказался предателем, поскольку по большому счету помог ей.
Если Джимми был тем, кто рассказал все репортерам, Лекси решила, что теперь они квиты. На половине пути по причалу она заметила, как телевизионщики рванули к ней с плавучей веранды к пункту оформления пассажиров. Чуть раньше Лекси вступила в дыру с грязью одной ногой, и пришлось устроить целый забег на Лабутенах. Она едва успела добраться до парковки, где стоял «мини» Мари, прежде чем ее догнала толпа. Пока они неслись прочь, уклоняясь от репортеров и папарацци, Мари уголком глаза взглянула на Лекси.