Но мы подъезжаем к пункту назначения. Я кладу стопку бумаги на дно чёрного чемоданчика и ставлю на них печатную машинку. Оставшийся путь погляжу в окно. В бескрайней казахстанской степи, расплывшейся океаном, с высокими холмами, возвышающимися подобно морским волнам, раскинулся маленький городок. Жёлтые огоньки, гуляющие в тумане, возвещают, что дикая степь здесь заканчивается и начинается жизнь. Шахтинск. Город, где я родился. Большинство людей знает его как провинциальный шахтёрский городок: молодёжь называет его величайшей дырой, из которой им когда-то предстоит выбраться; работяги, стуча себя в грудь, кричат, что это будущая энергетическая столица; для меня же Шахтинск — город, где самая прекрасная осень — а разве осень в провинции может быть иной?
Каждая из этих оценок справедлива. Шахтинск уже давно стал энергетическим центром страны. Многочисленные электростанции, выросшие вокруг города, как грибы, снабжают энергией всю область и больше. Уголь, что здесь добывают, не высокого качества, но его много, и он дёшев; и его покупают. Молодёжь страдает здесь страшной скукой, и, чтобы как-то с ней справиться, бродит по улицам днём и ночью; и даже русский народ, любящий стабильность и осёдлый образ жизни, обратился в казахских кочевников. И в этой всенародной праздности город живёт: улицы его заполнены людскими потоками — гуляя по окрестностям, стоит смотреть по сторонам, если не хотите, чтобы Вас сбила группа бегунов или велосипедистов. Их же родители, напротив, всегда заняты: плотный рабочий график и домашние дела напрочь искоренили пьянство. Но, как известно, наши недостатки — прямое продолжение наших достоинств. Рыночная экономика построила город по заветам великих антиутопий. Центральный район, утопающий в неоновых вывесках, собирает в себе всех бездельников города; они ежедневно, ежечасно, ежеминутно тратят родительские деньги, набивают ими карманы людей благородных кровей, обосновавшихся в высоких поместьях на краю города, где степные ветра отгоняют от их жилищ испарения разрезов, шахт, электростанций. Растратив родительские деньги, подростки возвращаются в родные дома, старые советские постройки, давно провалившие все проверки и получившие статус аварийных домов. Летом сюда заползают насекомые и прочие гады, а зимой холод и ветра пробирают жителей до костей; те же обставляют квартиры нагревателями, заставляющими электростанции работать на полную катушку. Ежедневно домохозяйки протирают подоконники и, помимо пыли, обнаруживают на мокрых тряпках чёрную угольную сажу, осевшую на поверхности, а до этого, летавшую в воздухе — в воздухе, которым дышат местные жители. Отсюда, Шахтинск занимает одно из ведущих мест в стране по заболеваемости раком лёгких. Новый онкологический центр, построенный в ближайшем посёлке, считается лучшим в стране, из-за чего сюда слетаются богачи со всех уголков постсоветского пространства, не оставляя свободных коек для местных жителей. Скука, одолевшая молодёжь, заставляет их искать счастье в сомнительных заведениях и в дешёвых наркотиках. Здесь лучше не ходить одному по ночам: рискуете нарваться на нож; а после Ваш убийца будет каяться в суде и заверять, что не понимал, что делал; и самое страшное, что он действительно раскаивается, и он действительно не понимал, что делал. Конечно, читатель, умудрённый жизненным опытом, заметит, что подобное творится в любом провинциальном городе. И будет прав. Но Шахтинск — город небольшой. А потому все процессы в этом террариуме протекают быстрее и нагляднее.
Ну, здравствуй, Шахтинск! Любимый город!
Поезд остановился. Я вздрогнул. Возвращение к Шахтинску, к моему старому другу, представляется мне очень волнительным. Я взял кейс с печатной машинкой и большой советский чемодан, с которым уезжал когда-то. По перрону плывёт лёгкий туман, в нём бегают тёмные фигуры: обнимаются, плачут, радуются. Меня же никто не встречает: я не сообщил о своём приезде.