У вокзала нас встречает стая таксистов. Стоит пассажирам только выйти, как они набрасываются на них, и без каких-либо вопросов хватают чемоданы, нагружают ими багажники, а пассажиры, словно загипнотизированные, садятся к ним в машины и диктуют адреса, не спрашивая сколько будет стоить поездка, и совершают тем самым большую глупость.
Моё внимание привлёк полный мужчина с густой щетиной у чёрной чайки. Он не бегал за мной, не выхватывал из рук чемодан, потому я сразу доверился ему. Его зовут Абдул. Он чеченец с Тихого Двора (так называется район на краю города).
— Езжайте через улицу Ленина. — попросил я, когда мы выехали из территории вокзала. — Хочу посмотреть, как изменился город.
Абдул усмехнулся.
— Не думай, брат, что увидишь там что-то новое.
Я понимал, что вряд ли центральная улица обросла новыми постройками; я хотел знать, сохранил ли город прежний дух. Но Абдулу я не стал этого говорить: боялся, что он неправильно меня поймёт.
— На вахту приехал, брат?
Я дружелюбно улыбнулся ему.
— Нет, я не рабочий, я писатель.
Мой собеседник никак не отреагировал на своеобразность моей профессии.
— Разве сейчас кто-то читает?
Я не стал объяснять ему специфику книжного бизнеса: чем нам, писателям, приходится заниматься, помимо написания книг, чтобы как-то прожить — боялся, что ему это будет неинтересно, а я по долгу службу привык заинтересовывать. Потому, ответил просто:
— Читают.
Он снова никак не отреагировал на мои слова.
— А вот дети у меня не читают, все — в телефонах. Я говорю им: «Хоть бы раз взяли в руки Коран.» Коран-то обязательно каждый мусульманин в жизни должен прочесть.
— Я — атеист. — сказал я и тут же поругал себя, но слова Абдула меня удивили.
— Хороший человек значит.
Я не сдержал смеха. Шофёр воспринял его, как вопрос, требующий пояснений.
— Среди атеистов больше хороших людей, чем среди верующих. Вы постоянно грешите и за грехи свои отвечаете лишь перед самими собой. Верующие же грешат не меньше, только сразу бегут в мечеть замаливать грехи, лицемерят перед Всевышним. Совершая же доброе деяние, вы, не верующие в Царство Небесное, делает это просто так, от чистого сердца. Наши же относятся к добродетели, как к сберегательной кассе, в надежде выбить себе билет в Рай.
— Христианский атеизм. — заключил я после долгого молчания. — «Послание к Римлянам», «Новый Завет».
— И хорошо получают писатели? — спрашивает Абдул.
— На хлеб с сахаром хватает.
— А дети есть?
Я покачал головой.
— Вот, потому и хватает, что детей нет. — с улыбкой заметил он.
Про себя я согласился с ним. Вряд ли моих гонораров хватит, чтобы обеспечить хотя бы одного ребёнка.
— У меня четверо. — добавил Абдул.
Я удивился.
— Да! Всех накорми, напои. На себя ничего не остаётся. Но я не жалуюсь. Старший вон в техникум поступает. И здесь надо деньги платить. А где ж их взять?
Я разглядывал его одежду. Выстиранное, выглаженное трико. Добротная кожаная куртка. Большой живот. Он не выглядел человеком бедным.
Тут Абдул сообщил, что началась улица Ленина, и я уткнулся в окно. Он был прав: город не изменился. Старые пятиэтажки с выцветшими на солнце стенами. Густая шевелюра маленького сквера. Парк Победы. Два торговых центра, нуждающихся в ремонте. И неровная дорога, накрытая жёлтым светом фонарей. Эх, дом, милый дом!
На перекрёстке мы повернули на улицу Маркса и поехали в сторону парка имени Ленина (забавно, на улице Маркса парк имени Ленина). За ним начинался Шанхай, район, где я вырос.
— Вы не похожи на бедствующего человека. — решился заметить я.
На моё замечание он отреагировал спокойно.
— Я не всегда таксовал. Было время, я держал кафе на Старом базаре.
Я припоминал там некое кафе.
— Не «Халва» ли случайно?
— Оно самое. — ответил водитель.
В голове всплыли воспоминания. На душе стало так тепло.
— В детстве мы с семьёй часто захаживали к вам. У вас была самая вкусная кухня в городе. Это не моё дело, конечно, но что случилось?
Абдул поджал губы, и я решил, что он не ответит. Но после долгой паузы он заговорил.
— Мать заболела. Лечение стоило немалых денег. Меня предупреждали, что ничего не поможет, но я продолжал возить её по клиникам. Мать умерла, а вместе с ней и семейный бизнес. Сейчас мне пятьдесят четыре, а мы с женой и детьми ютимся в трёхкомнатной квартире. Последние сбережения от продажи помещения уйдут старшему на образование.