Выбрать главу

Некоторое время они просто лежали. Траун позволил Мэрис чувствовать его тело — спокойное сердцебиение, равномерное дыхание, тактильные прикосновения. Ее тело с каждой секундой становилось податливее и горячее. Она все больше доверяла ему, привыкала к его обществу.

— Thrawn, — ее шепот подобен теплому летнему ветру. — Ch’ah csarcican’t seo ch’acah vah… (1)

Он так давно не слышал родной речи, что уже успел позабыть, насколько та красива, даже несмотря на то, что чеунх из человеческих уст звучал с сильным акцентом. У Мэрис тоже давно не было практики. Он научит ее говорить по-чисски певуче, поставит речь и скорректирует произношение. Она станет чиссом, а он постарается быть для нее человеком.

Мягко перевалив девушку на спину, он навис сверху. В голубых глазах глубокое доверие смешалось со страхом. Улыбка немного растеряна. Тело слегка дрожало. Траун знал, что если попросит, она не откажет. Но ни он, ни Мэрис еще не готовы к близости. Их тела слишком разные. Он детально изучит ее, а затем шаг за шагом раскроет себя. Сейчас еще слишком рано.

Тепло улыбнувшись, он наклонился ниже и осторожно прикоснулся к ее влажным губам. Поцелуй. Вчера он услышал именно это слово. Так люди выражают свою любовь. Необычно и столь интимно.

Он поцеловал подбородок, а затем спустился к шее. Мэрис доверчиво запрокинула голову, довольно урча. Губы прильнули к шее, покрывая ее нежными поцелуями. Ее глаза прикрыты, а томное дыхание смешалось с легкими стонами. Человеческая кожа тонкая и мягкая. Ему хотелось разомкнуть губы и слегка прикусить ее, как делают это чиссы, но он сдержал себя и аккуратно положил голову на человеческую грудь.

Теперь его очередь слушать. Мэрис приняла правила игры, позволив ему изучать свое тело. Тонкие пальцы переплелись с иссиня-черными волосами. Горячие прикосновения приятны. В ее робких движениях чувствовалась женская нежность. Он очень давно не был с женщиной. Почти забыл, каково это. Слушая ее робкое дыхание и учащенное сердцебиение, он наслаждался ее присутствием.

Вдруг Мэрис нервно вздохнула. Траун грациозно поднял голову и с тревогой посмотрел в голубые глаза.

— Vei carcir ch’itt’siz? (2) — ласково спросил он.

— Nan’ei ch’itt’siz… — в ее голосе прослеживалась плохо скрываемая боль. — K’ir nah lcuki… (3)

Понимая, что теперь в ответе за ее душевное состояние, он прикоснулся ладонью к пылающей нездоровым румянцем щеке. Мэрис слегка наклонила голову, откликаясь на его движение, и доверчиво прижалась к пальцам.

— Rt’eseci, —прошептала она. — Carcen’co. Butur. Csehn. (4)

Участливо ей улыбнувшись, он нагнулся ниже, прислонив губы к уху, и ласково произнес, вкладывая в каждое слово убеждающе трепетную нежность:

— Let hah ch’pae. K’ir nah csehn. Ch’ah am bah vah. (5)

Блаженная улыбка появилась на ее лице. В глазах искрилась благодарность. Он почувствовал искренность и безграничную любовь. Из ее уст прозвучала просьба, которую Траун не слышал от женщин уже много лет. Тело наполнилось теплом и желанием. Алый взор вспыхнул ярче. Губы изогнулись в предвкушающей улыбке. Всего лишь одно слово:

— Ln’osahi. (6)

Когда жесткая веревка ласково стянула хрупкие запястья, девушка томно выдохнула его имя:

— Thrawn…

— Maris!..

Комментарий к XIV

1 - Я буду любить вас вечно.

2 - Что случилось?

3 - Ничего. Не важно.

4 - Мысли. Прошлое. Боль. Страх

5 - Оставьте прошлое. Не бойтесь. Я с вами.

6 – Веревка.

========== XV ==========

Лишь тот достоин жизни и свободы,

кто каждый день за них идет на бой.

Иоганн Вольфганг Гёте

Тепло ее тела, такое насыщенное и тонкое, было крайне приятно. Оно просачивалось сквозь белоснежный китель, достигая кожи и согревая, казалось, само сердце. Кожные рецепторы впитывали его, разливая восхитительные волны нежности по всему организму. Мэрис была рядом, доверчиво прильнув к нему спиной и наслаждаясь надежными чисскими объятьями.

Как всегда, полумрак командной каюты дополнялся лишь томным светом мониторов у адмиральского кресла, да отливающей лазурной рябью голограммой с необычным предметом мандалорского искусства войны. Реликвия, созданная двадцать пять тысяч лет назад первым мандалорцем-джедаем, символ власти Мандалора, — темный меч. Мэрис с упоением рассказывала Трауну его историю: мандалорские войны, переход из поколения в поколение, Война Клонов и государственный переворот на родной планете этого гордого народа; темный лорд ситхов, забрак, канувший в небытие, но его имя до сих пор боялись произносить вслух… Ее голос то был звонок, словно трель самой красивой певчей птицы, обитающей на Набу, то тих, подобно журчащему горному ручейку, то переходил на сдержанный шепот, напоминавший легкое потрескивание озерного льда в морозную ночь.

Он слушал внимательно, вникая в каждое слово, наслаждаясь ходом ее мыслей и глубокими знаниями, ощущая единство с ней. Постичь психологию расы с помощью изучения искусства — излюбленная тактика еще со времен службы в Доминации. Умозаключения давались нелегко. Пожалуй, постигать загадочные души народов Галактики помогала логика вкупе с многомерным мышлением, а опыт приобретался путем проб и ошибок. Теперь же рядом находился истинный специалист, способный показать и рассказать много больше, дать новый материал для размышлений, направить логику в нужное русло. Ведь Мэрис посвятила искусству всю свою жизнь, плотно занявшись его изучением после давней встречи со времен «Сверхдальнего перелета».

— …символ свободы всего мандалорского народа, — тихо закончила она.

Повисла вдумчивая тишина. Траун аккуратно осмыслял только что услышанное, расставляя мысли в голове по полочкам и строя предположения: каким образом возможно применить полученные знания с точки зрения военной тактики и стратегии. Изящная кисть протянулась к голограмме и легко прошла сквозь проецируемое изображение необычного по меркам джедайского меча рикассо.

— А что для вас свобода, Траун? — неожиданно спросила она, слегка запрокинув голову вверх.

Вопрос понятен и более чем обоснован. Мэрис, всю жизнь прожившая в криминальной среде, оказалась врагом сначала Республики, а теперь и Империи; за ее голову была назначена награда, и любой контрабандист из «своих» мог с легкостью выдать ее официальным властям. Быть чужой среди своих и никогда не стать своей среди чужих; постоянно прятаться и убегать, не имея надежды на спокойное существование и хоть каких-то планов будущее… Столько лет прожить в страхе! Однако сберечь то, что так и не удалось в полной мере сохранить ему самому, — искренность и идеализм, чистоту души и веру в прекрасное, доброту и отзывчивость. Мэрис, все такая же наивная, похожа на повзрослевшего ребенка, с детской любознательностью задававшего сложные философские вопросы.

Что он мог сказать ей? Высокопоставленный имперский офицер, с легкостью подавляющий мятежи и по приказу жестокого руководства способный уничтожить целые народы, выжечь целые планеты; нелюдь, за спиной которого до сих пор яростно шептались влиятельные имперцы-люди, ожидавшие любого удобного случая, чтобы «съесть его живьем». Он чувствовал неприязнь к себе и страх еще со времен обучения в Имперской Академии; а после повышения и уничтожения ячейки повстанцев на Батонне — еще и суеверный ужас, исходивший от обычного гражданского населения. Его боялись пираты, контрабандисты и прочие нелояльные Империи элементы. Но Мэрис…

— Прошу прощения, мой вопрос неуместен, — после небольшой и томительной для нее паузы заключила девушка.

Гранд-адмирал мягко улыбнулся ее деликатности, немного сожалея, что человек не может видеть его лицо. Ее тело расслаблено, дыхание ровное, пульс слегка учащен — всегда учащается, когда он прикасается к ней или обнимает. Поразительная особенность человеческих женщин! Широкая ладонь аккуратно коснулась щеки, и Мэрис сразу же наклонила голову, откликаясь на его ласку. Он не видел ее лицо, но прекрасно знал — девушка закрыла в блаженстве глаза и улыбнулась светлой улыбкой. За столько лет тяжелого существования и превратностей судьбы оба они изголодались по нежности. В криминальной среде для Мэрис подобное считалось первым шагом на пути к женскому рабству, в имперской для Трауна — непростительной слабостью. Лишь теперь они смогли отбросить все предрассудки обоих очень жестоких обществ, аккуратно связав друг друга жесткой веревкой образно и по-настоящему.