В чем же цель смены установки? Изначальная «доксическая» установка, установка веры в мир, не отбрасывается, но, скорее, «приостанавливается» или «модифицируется»: согласно Гуссерлю, вместо того чтобы концентрироваться на предмете, я концентрируюсь на явлении предмета в обоих аспектах его явления: что мне является и как оно является. Я направлен на явление в его «модусе явления» (Erscheinungsweise). Именно то, как явление является, иначе говоря, модус явления, позволяет мне относиться к предмету эстетически[86]; направленность на способ явления и есть то, что Гуссерль называет эстетическим сознанием или «эстетическим созерцанием», которое «находится в тесном родстве» (nahe verwandt) с созерцанием феноменологическим[87]. То, что говорит Гуссерль, снова полностью соответствует опыту и здравому смыслу: разумеется, когда мы приходим в музей, чтобы увидеть натюрморты Сезанна, мы не так уж сильно заинтересованы тем, что именно изображено (яблоки, лежащие на столе, к примеру), но, скорее всего, мы обратим внимание на то, как именно изображены эти яблоки, на живописную манеру Сезанна[88], или, если использовать другой понятийный язык, на форму этого произведения искусства[89]. Ни художественное творчество, ни восприятие искусства немыслимы без этого смещения от того, что изображено, к тому, как оно изображено, или (если воспользоваться терминологией Романа Якобсона) без перехода к установке на выражение[90].
В ранних работах Якобсон настаивал, что поэтическое высказывание – то есть «высказывание с установкой на выражение» – индифферентно к референту высказывания, то есть к реальному предмету, который обозначается словом. «Отсутствует то, что Гусерль[91] называет dinglicher Bezug», – поясняет свою мысль Якобсон[92]. В более поздней работе он утверждает, что необходимым условием поэтического является «самоцельность» поэзии:
Но как поэтическое проявляет себя? Поэтическое присутствует, когда слово ощущается как слово, а не только как представление называемого им объекта или как выброс эмоции, когда слова и их композиция, их значение, их внешняя и внутренняя форма приобретают вес и ценность сами по себе вместо того, чтобы безразлично относиться к реальности[93].
89
Как пишет Эйхенбаум, «основные усилия формалистов были направлены не на изучение так называемой “формы” <…> формалистам было важно только повернуть значение этого запутанного термина так, чтобы он не мешал постоянной своей ассоциацией с понятием “содержания”, еще более запутанным и совершенно ненаучным. Важно было уничтожить традиционную соотноситель-
90
91
Вслед за Шпетом Якобсон пишет
92
93