V
Перейдем к чувству. В этом отношении риторика выставляет следующее положение: «Pectus est quod disertos fasit». Я не верю этому афоризму, он безусловно ложен: «Caput est quod disertos fasit» – вот истина, и я сейчас это докажу.
Вы у себя дома изучили известное дело, вызывающее у вас глубокое волнение; вы чувствовали себя растроганным до слез; вы плакали. Это случается, это бывало и со мной, я не скрываю.
Перенеситесь в суд, поставьте себя перед судьями, холодными и бесстрашными, совершенно не знающими в начале вашей речи, будете ли вы говорить о конкуренте или о чести женщины. Последуйте буквально правилу: «pectus est quod disertos fasit», лейте слезы, говорите прерывающимся голосом, поднимайтесь до высокого пафоса, и вы вызовете сумасшедший хохот. Нет, кто умеет пледировать, тот остережется и проливать реки чувствительности. Он овладеет своим чувством, будет сдержан, начнет также холодно, как если бы он объяснял геометрическую задачу, проведет линии, начертит углы, постепенно шаг за шагом, составит целую фигуру, и только затем уже одушевит картину, обнаружив не вашу заранее готовую чувствительность, а данные дела, элементы, способные вызвать сильное чувство. И постепенно отзываясь на настроение аудитории, он возвысится до выражения чувств, которые подготовил предшествующим анализом дела.
Конечно, сердечность – сила, могучая, неизмеримая сила в ораторе, но она не составляет его главного, основного качества. Сердце может быть помехою, врагом, и оно же может быть помощником, союзником. Разум, анализирующий разум, должен сдерживать его в подчинении, предписывает ему молчание, дозволять в нужную минуту раскрыть все его силы, заставить его дать почувствовать аудитории биение сердца оратора и вызвать в ней наибольшее сочувствие. А воображение! Сколько ложных идей высказывалось по отношению к нему! По-видимому, воображение создает образы, представления о вещах. На самом же деле, оно только комбинирует данные элементы, собранные наблюдением. То, что называют воображением, это не более, как манекенный мастер. Последний рассекает, разлагает сотни, тысячи существ, которых он встречает, отливает части, хранит их в своем магазине и составляет из них ту или другую нужную фигуру. Поэт отнюдь не был обязан созданием образа сирены какому-нибудь мгновенному порождению своего воображения. Он видел женщину, mulier formoza supern, он видел хвост рыбы, и он приставил туловище женщины к хвосту рыбы, как мальчики, разбив свои игрушки, приставляют голову лошади к туловищу обезглавленного полишинеля и наслаждаются новой фигуркой с любовью автора к созданию его гения.
Если для оратора необходимо обладать способностью легко группировать свои идеи, ассоциировать представления о вещах, то для этого есть только один способ: привычка к анализированию своих идей, к размещению образов, по их местам и линиям, сообразно поверхности и перспективе места.
Мне не остается ничего исправлять, ничего прибавлять к тому, что я сказал. Идет ли речь о рассудке, о чувстве, о воображении, – закон один и тот же: нужно приучить себя развивать все способности души; но этого отнюдь не достаточно, и нужно изучить механизм каждого представления, происходит ли последнее из познания или чувствования. Способность поддаваться непосредственным впечатлениям гибельна для оратора; ему нужно быть аналитиком.
Следуя этим правилам, оратор будет владеть всеми своими способностями, всей энергией речи. Но ни одна из его способностей не может проявляться без руководства главной, основной способности – разума. Разум должен держать их всех в руках и распределять их роли сообразно обстоятельствам.
VI
Оратор с внутренней, психической стороны готов. Но оратор состоит не из одной души, он имеет и тело. И тело это с своими органами представляет инструмент, который часто делается самым страшным врагом своего господина.
Я не могу все сказать по отношению к этому предмету: тысяча и одна вещь касается здесь ортопедистов и… дантистов. О других следует говорить терапевту и гигиенисту; многое относится к гимнастике и методическому режиму организма. Мы лишь скажем несколько слов о связи между психическою деятельностью и физическими органами, как выразителями ее, мы говорим о том, что я охотно назвал бы воспитанием нервной системы оратора.
Умственное состояние прирожденного, талантливого оратора выражается с физиологической стороны в крайней нервной возбудимости. Его нервы должны быть готовы передавать депеши всем чувствам со стремительной быстротой, они должны приводить в действие целый ряд приспособлений.