Вот что отличает просвещенное, художественное, свободное красноречие от красноречия невольного, грубого, природного.
Чтобы достигнуть обоих эффектов, чтобы, с одной стороны, получить ясное представление об элементах дела и, с другой, формулировать продуманное суждение об этих элементах, необходимо в совершенстве представлять себе аналитическую связь всех идей, порождаемых процессом. Более ничего не нужно. Посмотрите, как общественное мнение заблуждается, связывая способность импровизации с так называемой легкостью речи, даром слова.
«Легкость речи» – старый и презренный предрассудок! Не наблюдали ли весьма часто, что, как правило, нет более молчаливых людей, чем великие ораторы. Мало ли болтунов, которые, очутившись перед аудиторией, чувствуют себя в полном бессилии? Ораторская свобода речи, способность сдержанного слова не имеют ничего общего с скорой и болтливой речью. Эта свобода прежде всего есть способность созидать стройный ряд идей и располагать их в взаимной связи и зависимости. Она заключается гораздо больше в способности мыслить, чем говорить.
В этой способности, дорогие товарищи, лежит секрет судебного красноречия, и притом единственный секрет, обнимающий все другие. Вся суть в том, чтобы явиться в суд с ясным, добытым путем анализа знанием дела, с полным знанием всех данных, рассмотренных со всех сторон и во всех возможных взаимных отношениях между ними, с ясным представлением о каждой идее, о каждой ассоциации, образуемой этими идеями, о законе каждой из этих ассоциаций.
Тут мне приходит на память другое изречение Буало, заключающее в себе глубокую истину:
III
Итак, если вы находите предмет моей беседы интересным, мы приступим к изучению сначала того способа, посредством которого можно достигнуть описанного мною положения, а затем того, при помощи которого, раз является достигнутым это положение, речь произносится в заседании. Объяснимся относительно программы нашего изучения. Речь пойдет прежде всего о воспитании оратора.
Риторика различает весьма основательно общее или приготовительное воспитание и специальное или непосредственное. Примем ее деление, так как, на этот раз, оно основано на природе вещей.
В наших трактатах, – и всего менее в лучших из них, – много занимаются предметом этого общего воспитания, т. е. образованием разума, чувства и воображения, и совсем не занимаются другим и притом чрезвычайно важным предметом – воспитанием физическим, воспитанием организма оратора.
Я возьму будущего оратора так как он есть: с душой и телом. Необходимо позаботиться о развитии последнего так же, как и первой.
Оратор, говорящий свободно, оратор-импровизатор, должен обладать в высокой степени всеми психическими способностями. Это очевидно, на этом не стоит даже настаивать.
Он должен обладать ясным представлением, верным суждением, живым чувством, легким воображением. Но ему недостаточно обладать всеми этими способностями. Он должен особенно ясно отдавать себе отчет о деятельности этих способностей; в противном случае он будет побежден предметом своей речи и отдастся невольному, бессознательному, естественному красноречию.
В этом и заключается узел задачи.
Большая ошибка отделять, из любви к трехчленным делениям, развитие чувства и воображения от развития разума, интеллекта в тесном смысле этого слова.
Я сейчас скажу и докажу, что то, что называют развитием чувства и воображения, содержится всецело в проявлении разума, сознания.
Поэтому позвольте мне прежде всего и с некоторою подробностью поговорить о развитии интеллектуальной стороны оратора, его разума. Вы позволите затем доказать вам, в нескольких словах, что чувство и воображение должны быть подчинены всецело тому же режиму, как и способность разумения, понимания.
Затем, мы приступим к изучению развития организма, относительно чего я, как мне кажется, могу дать несколько весьма практических указаний.
Таким образом, мы обозрим область общего образования оратора и затем будем в состоянии заняться его специальным непосредственным образованием.