161. Теперь сделаем еще один шаг в логическом порядке. Вы не нуждаетесь, как я уже сказал вам, ни в химии, ни в ботанике, ни в геологии и анатомии, чтобы быть в силах понимать искусство и самому творить. Но есть одна наука, которую вы обязаны знать. Вы должны вполне и совершенно знать, как вести себя. Вы можете чувствовать различие между двумя наброшенными драпировками, между двумя направлениями линии, а тем более между благородным и пошлым жестом только в силу благородства своего характера. Но хотя эта наука существенна, и я не могу научить вас проводить правильно одну линию рядом с другой, пока вы не обладаете ею, тем не менее не надейтесь научиться у меня в этой школе, как вести себя, если вам раньше не удалось постичь это!
162. Вот довод, и достаточно логический довод, если взять его в соображение при исключении изучения анатомии из всех школ рисования, но есть еще более неоспоримый довод в пользу исключения анатомии специально из первоначальных школ рисования. Иногда может быть желательно, как я говорил, чтобы ученик видел, какое огромное несходство существует между лицом и черепом; и на досуге он может, без большого вреда, наблюдать ловкое соединение колена с лодыжкой ноги, в силу которого, при правильном сочленении суставов, нога сгибается только назад, в противоположность черепу, сгибающемуся только вперед. Но заставлять мальчиков и девочек, только что явившихся в школу рисования из деревни, всматриваться в эти сочленения, вопреки всем здоровым задаткам их природы, и с угрюмым прилежанием срисовывать их, пока они не вообразят, что копия удачна, значит, у таких мальчиков и девочек пропитать аффектацией всю свежесть их темперамента и болезненно заразить их честолюбивой и напыщенной фантазией. Но еще хуже, когда молодежь принуждена выносить ужасы анатомического театра или знакомиться со свойствами настоящей формы тела в климате, где стесняющая одежда не препятствует совершенству его контуров и в котором мы не можем с вполне простым чувством смотреть на голое тело.
163. Я, может быть, слишком часто испытывал ваше терпение, говоря вам, что вы должны всегда рисовать из любви к изображаемому предмету, а не из любви к картине. То, что вы желаете видеть в действительности, то вы и должны стараться показать в картине или статуе; того же, чего вы не желаете видеть в действительности, вы не должны пытаться и воспроизводить.
Но существует, как я полагаю, очень распространенный взгляд среди лиц, интересующихся искусством: так как нации, живущие в холодных климатах, не привыкли видеть обнаженное тело, то предполагают, что искусство должно взять на себя обязанность показать его им; причем находят, что мысли станут возвышеннее, и характер проще и серьезнее, когда люди увидят, наконец, в красках и мраморе то, что жители юга видят в натуре.
164. У меня нет в настоящее время ни времени, ни желания входить в рассмотрение различных влияний на нравственность наций более или менее свободного выставления напоказ обнаженных форм. Без сомнения, если обнажать что-нибудь, то нужно обнажать безбоязненно, и постоянно видеть это; но я не хочу здесь обсуждать этого вопроса, как не хочу и задерживать вас приведением примеров для уяснения имеющихся у меня доводов. Поверьте мне, что у меня их много и что я могу утверждать, как положительное и неизменное правило, что насколько голое тело в обычной жизни нации может показываться без оскорбления скромности и насколько на него можно смотреть с уважением и восторгом, настолько же, но никак не больше, его и должно воспроизводить национальное искусство как в живописи, так и в ваянии. Если же то или другое искусство обнажает нечто большее, то этим оно, несомненно, извращает вкус, а по всем вероятиям, и нравственность.
165. Это, несомненно, извратит вкус в том существенном пункте, что приличные классы общества придут к убеждению, что живое существо и его одежда изъяты из высших законов вкуса, и что если мужчина и женщина из мрамора действительно должны быть видимы одетыми или неодетыми с достоинством, то они могут быть одеты или неодеты, если и не совсем бесстыдно, то, во всяком случае, менее прилично, в бальной зале или на улице. Но закон всякого живого искусства заключается в том, что живые мужчина и женщина должны быть прекраснее, чем их портреты, а их портреты так же благопристойны, как и живые мужчина и женщина, и что действительные одежды, жесты и манеры должны быть изящнее, чем то подобие их, которое могут дать мрамор и краски.