Д.Т. Сузуки был одним из первых, кто попытался объяснить на английском внутреннюю сложность двух изначально простых концепций — ваби и саби: Просто быть спокойным или пассивным не значит быть ваби или саби.
Всегда имеется что-то объективное, которое приводит в состояние ваби. При этом ваби это не просто психологическая реакция на определенные условия окружающей среды, на обстановку. Внутри кроется активный принцип эстетизма; когда этого нет, бедность превращается в нищету, одиночество, в изгнание или нечеловеческую замкнутость. Таким образом, ваби или саби можно определить как активное эстетическое принятие бедности… Что касается применения этих терминов в наши дни, то можно сказать, что саби больше относится к частному (например, к чайной церемонии) и окружающей обстановке в целом, а ваби — к условиям жизни, связанным с бедностью, нищетой и несовершенством жизни. Таким образом саби является более объективным, а ваби более субъективным, личностным.
Однако нам не следует понимать этот комментарий слишком буквально. Саби также может относиться к духовному качеству или к психологическому состоянию. Этот термин используется не только для описания отдельных объектов. К тому же далеко не все японцы, практикующие искусства и Путь, используют эти термины одинаково.
Одним словом, в Японии не существует универсального и максимально полного и точного определения ваби и саби. А что касается Рикью, возможного самого известного в истории пропагандиста эстетики ваби-саби в чадо, то он был далеко не бедным человеком, живущим в лачуге на берегу моря в уединении от себе подобных. Хотя при обустройстве своей жизни можно буквально руководствоваться принципами ваби и саби, они скорее указывают на духовное наполнение жизни в определенных условиях, особенно в отношении выбора местности, дома и рода занятий.
Одновременно с этим мы можем сказать, что в кругах японцев, практикующих искусства, ваби чаще всего соотносится со стилем жизни (ваби-цумай), в то время как простая элегантная ваза может быть описана как «имеющая дух саби». Тем не менее, хотя описанное выше различие в определении и использовании терминов ваби и саби достаточно типично для японских ремесленников и мастеров, эстетические чувства, вызываемые этими двумя понятиями, подсказывают, что ваби и саби являются, в общем-то, взаимосвязанными понятиями.
Эстетика как саби, так и ваби включает в себя простоту и строгость, эти термины можно использовать вместе, и поэтому зачастую можно говорить, что тот или иной предмет имеет в себе дух ваби-саби. В то же время саби имеет свой уникальный смысл, значение, присущее только этому понятию, например, уединенность, о которой упоминалось выше. В чадо саби представляет один из четырех основных принципов — джаку (другие три это: ва — «гармония», кей — «уважение» и сей — «чистота, безупречность»). Джаку означает спокойствие, и это тоже является одним из основных выражений чувствования саби. Таким образом, саби обозначает свободное, абсолютно независимое душевное состояние, в котором ты связан со всем окружающим тебя миром мириадами форм, которые его представляют, и в то же время ты находишься в абсолютном одиночестве, неподвластен их действиям. Это состояние уединенности называется саби-шиори. В основе понятия саби лежат именно эти неподвластные времени уединенность и безмятежность.
Саби также представляет собой состояние меланхолии, грусти, которая возникает при виде старой заботливо хранимой и аккуратно используемой вещи, ее древнего и простоватого вида и осознания того, что совсем скоро время полностью ее уничтожит. В Японии особенно ценится такая вещь, несущая на себе отпечаток прожитых лет, свидетельство того, что этот предмет использовался в течение долгих лет, передавался из рук в руки. Повреждения и дефекты, эти отметины, оставленные временем, придают изделию своего рода шарм, персонализируют его и делают таким образом более эстетически привлекательным.
На Западе люди восхищаются наукой и промышленным производством, мы стали фанатами всего современного и автоматизированного. Мы склонны пропускать мимо себя эти замечательные следы, оставленные временем, или избегать предметов, которые кажутся нам несовершенными. Азия же наоборот была менее подвержена воздействию научного прогресса, последовавшего за эпохой Возрождения в Европе, и технического прогресса, случившегося после промышленной революции в западном мире. В эпоху Возрождения и последующие века искусство Запада развивалось в отрыве от его традиционной связи с жизнью человека. В Японии же искусство и само существование индивидуума оставались по-прежнему взаимосвязанными. Западное общество сконцентрировалось главным образом на науке и торговле, оставив искусство на долю художников и им подобных. Японцы, с другой стороны, оставались по-прежнему близки к искусству, а зачастую, непосредственно вовлеченными в практику той или иной его формы. Благодаря тому, что японское искусство по прежнему имело очень тесную связь с повседневной жизнью, практически не существовало разницы между практичным и красивым — идея, которая очень близка эстетике саби. В соответствии с этими эстетическими нормами вещи, используемые в повседневной жизни, становились элегантными и практичными одновременно.