Вместе со всем этим, как вы можете себе представить, мне бы очень хотелось быть снова у себя дома.
Я рад, что вам понравились мои работы на выставке, хотя я и не считаю, что из-за них нужно было поднимать такой шум. Я полагал, что шелк — это лучшее.
Миссис Льюис, кстати говоря, родом из этих сельских мест. В воскресный день я заглянул в ту деревню, где она жила. По-моему, она называется Элластон. Скучная деревня. Кажется, я вижу довольно много людей, подобных «тетушке» с «Флосской мельницы»{17}.
Надеюсь, у вас все хорошо.
Остаюсь сердечно ваш Уильям Моррис
Хоррингтон Хауз
Вторник, утро. [Март 1876]
Обожаемая Мей!{18}
Благодарю тебя за письмо. О, как бы мне хотелось быть свидетелем этой бури. В это утро стоит трескучий мороз. Насколько я могу упомнить, пришла самая холодная, как говорят, «колючая зима». Итак, завтра я отправлюсь в Лик к своим красильным чанам. Г-н Том Уордль обещал приготовить для меня пару деревянных башмаков, в которых я мог бы работать. Но даже когда я вернусь из Куин Скуэр, у меня будут свои красильные чаны, ибо нашу прежнюю кладовую мы превратили в подобие красильни. Когда ты приедешь домой, то сможешь увидеть это чудо, как и наши персидские ковры, которых мы немало понакупили в недавнее время. Тебе представится, словно бы тебя перенесли в атмосферу сказок Шахразады. Даже миссис Джадд, вероятно, будет способствовать этой иллюзии, если ты вообразишь, что она служит тебе постоянной помощницей в этой растреклятой работе, похожая на зеленую жабу с желтыми крапинками или, я бы сказал, на треснутую скорлупу грецкого ореха.
Итак, ты можешь представить себе, насколько я рад буду видеть тебя и маму, когда снова вернусь домой, что и произойдет примерно через две недели.
Надеюсь, что ты пышешь здоровьем.
Остаюсь, моя обожаемая крошка Мей,
твоим любящим отцом. Уильям Моррис
Хоррингтон Хауз
3 апреля 1877
Мой дорогой де Морган!
Я в самом деле очень бы сожалел подвергать насилию склонности г-на Карлейля{20} в данном вопросе, но, если вы увидите его, вы могли бы ему напомнить, что мы обращаемся не только к художникам и любителям искусств, но также и вообще к широким кругам мыслящих людей. Что же касается остального, то, мне кажется, речь идет не столько о том, суждено ли нам иметь старинные здания или нет, сколько, суждено ли им быть старинными или же поддельно старинными. По меньшей мере мне бы хотелось внушить людям, что несомненно лучше подождать до времени, когда архитектура и вообще искусство выйдут из своей теперешней экспериментальной стадии, а пока не делать ничего, что уже нельзя переделать или по крайней мере что может оказаться гибельным для сооружения, которое пытаются сохранить путем реставрации.
Ваш совершенно искренне Уильям Моррис
Друзья и соотечественники!
Нависла угроза войны. Взгляните прямо в глаза этой опасности. Если вы ложитесь спать, полагая, будто мы превратно понимаем теперешнее положение и будто опасность достаточно далека от всех нас, то, возможно, проснувшись, вы убедитесь, что зло уже обрушилось на вашу голову, ибо война сегодня стучится в ваши двери. Присмотритесь к этому внимательно и своевременно, хорошо взвесьте положение, ибо военные налоги, взвинченные войной цены, потери материальных ценностей, утрата работы, друзей и близких тяжелым бременем лягут на большинство из нас. Мы неминуемо должны будем дорого заплатить, но больше всех должны будете заплатить вы, друзья, — рабочие.
И что приобретем мы такой дорогой ценой? Будет ли это славой, богатством и миром для наших потомков? Увы, это не так! Ибо эти блага — завоевания справедливой войны, но если мы намереваемся вести войну несправедливую, которую нам сегодня навязывают глупцы и трусы, тогда утрата материальных богатств принесет нам лишь новые материальные утраты, отнятая у нас работа лишит нас надежды, вместо утраченных нами друзей и близких мы обретем врагов, начиная с отца и кончая сыном.
Да, это несправедливая война, и не нужно самих себя обманывать! Если мы начнем теперь войну с Россией, то будем воевать не во имя того, чтобы наказать ее за совершенные ею дурные деяния или предостеречь ее от дурных деяний в будущем. Мы будем воевать, чтобы подавить справедливое восстание против турецких грабителей и убийц, чтобы подогреть остывшую радость в сердцах глупых бездельников, бессмысленно взывающих к «энергичной внешней политике», чтобы оградить обожаемое нами владычество в Индии от малодушного страха перед вторжением, которое может произойти столетие спустя — или же вообще никогда. Мы отправимся на войну с целью вновь продемонстрировать перед удивленным взором Европы мощь нашей армии и флота и укрепить слабые надежды наших держателей турецких облигаций. Трудящиеся Англии! Во имя каких же из названных целей сочтете вы нужным голодать или умирать? Может быть, все эти цели и образуют совокупность британских интересов, о которых мы недавно слышали?