– Ты не говорила, – упрекнула Грейс, обращаясь к дочери.
– Голова была другим занята, – огрызнулась Амелия. Потом перевела взгляд на Грейс, которая, в свою очередь, смотрела на кухню с выражением замешательства на лице. – Прости, – добавила она. – Я забыла предупредить. – Она взяла печенье в форме рыбки и принялась жевать. – Сто лет таких не ела.
– Раньше это были твои любимые, – порадовалась Грейс.
Но потом ее мысли вновь вернулись к ужину, и ее охватила паника. Она перевела дыхание, стараясь взять себя в руки и успокоиться. «Не париться» – так, по словам Авы, говорила современная молодежь.
– Овощей я тоже приготовила достаточно, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно и невозмутимо, но осталась разочарована произведенным эффектом.
Амелии и Шарлотте нечего было на это ответить. В итоге все трое некоторое время стояли посреди комнаты молча. Разговор не клеился, Грейс это понимала. Амелия сердито косилась на новый фикус, а Шарлотта приняла такой страдальческий вид, какой только мог быть у человека, только что съевшего пригоршню мармеладных конфет.
Что еще она могла сказать?
– Твои волосы хорошо выглядят, Амелия, – наконец нашлась она. Дочь взяла еще одно печенье из вазочки. Грейс переключила свое внимание на Шарлотту. – А ты стала такая хорошенькая, – сказала она. – И волосы светлые, как у дедушки. – Она протянула руку, чтобы коснуться их.
– Они у меня от папы, – ответила Шарлотта, слегка вздрогнув от ее прикосновения. – У твоих соседей еще есть щенок?
– Он давно не щенок, – вздохнула Грейс. – Успел вырасти со времени вашего последнего визита.
– Извини, что мы долго не приезжали, – сказала Амелия, защищаясь. – У нас было много дел.
– Я не имела в виду… – начала Грейс, чувствуя, как напряжение в комнате начинает нарастать. Она потянулась к дочери, чтобы приласкать ее, но Амелия развернулась и вышла на улицу, видимо, направляясь за вещами, которые были выгружены на лужайку перед домом.
– Ну, а ты располагайся, чувствуй себя как дома, – обратилась Грейс к Шарлотте.
Та подняла на нее глаза, и Грейс почувствовала, что сказала что-то не то.
– Мы ненадолго, – произнесла Шарлотта чуть громче обычного, словно пытаясь убедить саму себя. – Так мама сказала. Только на первое время. А потом я снова вернусь в свою старую школу.
– Хорошо, деточка. – Грейс пожалела о своих словах, едва они слетели с ее губ. Они звучали так снисходительно, так по-стариковски претенциозно. Деточка? Ей было семьдесят два, а не девяносто. На дворе давно не пятидесятые. Она стала лихорадочно соображать, чем бы компенсировать то, что она сейчас ляпнула. Знала ли она какие-нибудь модные выражения, чтобы доказать своей внучке, что она не какая-то старая кляча? Едва ли. Разве что «не париться»? Но как вплести это в разговор? Возможно, легче было бы просто выругаться.
Грейс нервно посмотрела на входную дверь, понимая, что ее дочь может вернуться в любой момент. Ругалась ли та в присутствии Шарлотты? Она определенно ругалась в присутствии Грейс. По крайней мере, в подростковые годы. Тогда Амелия сквернословила еще как.
Сквернословила? А это еще что за выражение? Того и гляди начнет угрожать детям вымыть им рот мылом в форме фруктов.
Безопаснее всего просто сменить тему.
– Хочешь взглянуть на свою комнату? – предложила она Шарлотте.
– У тебя растет бирючина? – спросила Шарлотта вместо ответа. У Грейс голова начинала идти кругом от ее непоследовательности.
– Нет… точно не в твоей комнате.
Шарлотта продолжала неотрывно смотреть на нее.
– Это ведь… насколько мне известно, уличное растение?
– У кого-нибудь из твоих соседей точно должна расти. Я найду у кого, – сказала Шарлотта.
– Но я нарвала вам свежих цветов. Зимний жасмин, любимый цветок твоей мамы. Он чудесно пахнет.
– Пикль и Хьюго не едят жасмин, – нахмурилась Шарлотта. – От него у них разболятся животы, – добавила она, окончательно ставя Грейс в тупик. – Я помогу маме с чемоданами, – продолжила она уже на полпути к двери, пока Грейс пыталась разгадать смысл ее слов и гадала, кто из них сошел с ума. Скорее всего, та, кому стукнуло семьдесят два. – Мы привезли много вещей, но это не значит, что мы останемся здесь надолго.
«Останемся». В этом слове звучал намек на перманентность, который взволновал Грейс до глубины души, и она старалась не обращать внимания на то, что оно было использовано с частицей «не».
Джонатан тоже не остался с ней насовсем. Только до тех пор, «пока смерть не разлучила их». Но это нельзя было поставить ему в вину.