Олег же посмотрел на них и сказал:
- Я понимаю, что и вам тяжело. Правда, понимаю. Я очень хорошо знаю, каким был ваш старший.
И он стал рассказывать об их умершем сыне. О том, каким он был целеустремленным, добрым и умным.
Он рассказывал им то же, что мы только что узнали от моего знакомого, только намного больше и полнее.
Он не просто рассказывал им - он вызывал их слезы своим рассказом.
Я уже просто не понимал, что происходит, поскольку у меня начинало возникать ощущение, что
покойный сам стоит за плечом Олега и кивает каждому его слову.
Когда же, наконец, Олег закончил рассказывать родителям об их сыне, глава семейства посмотрел на
него и сказал:
- Вы были знакомы очень хорошо. За что с ним так?
- Я не служил с ним. И я не могу сказать, что именно там произошло. Но могу сказать, что у вас есть
и другой сын, которому вы сейчас очень нужны, и который не справится со всем, что на него свалилось,
без вашей помощи. Мы сейчас говорили с ним и видели, как он тоскует по брату. Поверьте, если вас хоть
немного заботит его судьба, то ему нужна ваша поддержка и все ваши силы, чтобы не сломаться. Он
хороший мальчик, и если вы хотите дать ему хоть один шанс чего-то добиться в этой жизни – помогите ему.
Оба родителя посмотрели на нас, и мне неожиданно стало не по себе. Если там, во время разговора в
комнате, я чувствовал все и захлебывался чувствами, эмоциями и ощущениями, то сейчас, под взглядом
отца погибшего, я не чувствовал ничего. Вообще ничего.
- Спасибо вам, что напомнили, молодой человек. И спасибо за вашу заботу.
- Я не к вам обращаюсь, – сказал ему Олег, – я обращаюсь к матери, взрастившей двух великолепных
сыновей, которыми она может гордиться, в отличие от пьяницы мужа, который использует смерть сына как
повод напиться.
В следующую секунду Олега сгребли за ворот рубашки и стали перетаскивать через стол. Я дернулся
было, чтобы помочь, но заметил его жест – «не вмешивайся».
- Ты пожалеешь, – прошипел отец погибшего в лицо Олегу.
- Сомневаюсь, – ответил он, – ведь если вы сделаете мне хоть что-то, то это только покажет, насколько я
был прав.
Я не понимал, зачем Олег так нарывается на неприятности. В следующую секунду занесенный кулак
начал движение и…
И Олег улетел на тот стул, с которого его стащили, а кулак со всего размаху впечатался в стену. Затем
еще и еще. Он бил до тех пор, пока кулак не стал похож на кровавое месиво, а после этого, не обращая
внимания на кровь и боль, он закрыл лицо руками и зарыдал.
- Извините. Нам пора. Идем, – кивнул мне Олег, и мы торопливо покинули квартиру.
Выбравшись во двор, Олег зашарил по карманам и, торопливо вытащив сигарету, прикурил ее
трясущимися руками.
- Понял? – хрипло спросил Олег.
- Много чего понял, но не все. Объяснишь?
- С тебя пиво.
Я порылся в карманах и обнаружил деньги на несколько бутылок.
- Идет.
Купив пиво, мы устроились в одном из известных мне потайных уголков нашего района. Олег посмотрел
на меня и, откупорив первую бутылку, спросил:
- Что чувствовал, что понял?
- От моего друга – до фига всего. От его матери – боль, отчаяние. Потом страх и… черт его знает, что это
было. Ну, а его отец – вот этого я совсем не понимаю.
- Значит, с него и начнем, - в перерывах между бульканьями донеслось от Олега.
- Я не понимаю, что с ним было. Он как будто вообще ничего не чувствовал.
- Так и есть. Он действительно ничего не чувствовал. Оглушенный болью от потери сына, он не мог уже
ничего чувствовать и здраво соображать. Он пытался забыться в выпивке, а ему было нужно вовсе не это.
Ему нужно было вытащить себя из этого состояния, а для этого – его надо было подвергнуть сильнейшим
эмоциям. Я выбрал гнев. А можно было бы по-другому. Можно было бы, к примеру, взять в заложники его
сына. Это тоже ему мозги бы вправило.
- А мать?
- С ней ты почти правильно все назвал. Боль, отчаяние, страх… Потом облегчение. Понимание, что в ее
жизни еще есть смысл. Что же касается твоего друга – говорить ничего не буду. Ты уже все понял.
За то время, пока Олег говорил мне это, он успел прикончить три бутылки пива и уже откупоривал
четвертую.
- В общем, готовься, паренек, – сказал Олег, – с завтрашнего дня начну тебя учить.
- Эй, я же еще не сказал, хочу ли…
- Хочешь. Иначе бы не напросился сегодня со мной, да и к родителям бы потом не пошел. Хочешь,
поскольку все чувствуешь. Хочешь, потому что дуреешь с этого сильнее, чем от водки. Хочешь, потому что
увидел, что я делаю с людьми и почувствовал, как у них внутри все меняется. Хочешь учиться, потому что
хочешь уметь вызывать это же сам. Если я ошибся сейчас, то готов с нуля устроить тебе всю твою личную
жизнь. Ну что, придется?
- Нет. Ты прав. Во всем прав. Хотя я и не понимаю, как тебе это удается.
- Поймешь. Все поймешь.
И четвертая опустевшая бутылка полетела в кусты.