— Ждешь? — сказал он. — Хорошо.
И стало хорошо.
Водка была разлита по стаканам и непринуждённо выпита. Крекеры с огурцами хрустели на крепких зубах. На экране видеодвойки некий циркач совал свои внушающие уважение гениталии то в пасть львицы, то в пасть дрессировщицы.
— А чего наша сляденькая такая молчаливая?
Она только фыркала и пожимала плечами.
Когда он снял пиджак, вопросов не возникло.
Вопросов не возникло, и когда майор дал волю рукам, лишь участившееся женское дыхание наполнило помещение. Она, конечно, изрядно глотнула из стакана, но что там какая-то водка! И без дури — заждалась баба.
Процесс пошел.
Гостья достигла нужной степени раскрепощения так легко и естественно, что у хозяина возникло юмористическое предположение: а не придется ли потом нудно лечиться? Впрочем, дежурные средства личной гигиены хранились у него в нижнем ящике стола, — там же, где подушка…
Проснулся телефон.
Причём, не чей-то аппарат, дремавший на чужом столе, а именно тот, который числился за Неживым. Стальной куб сейфа бурно резонировал.
— Идите в жопу, — сказал майор от души, но трубку все-таки снял.
Звонок был из дежурной части. Давешний майор глухим, стёртым голосом попросил спуститься.
— Получился труп, — объяснил он. — «Панцири» проссали всё на свете…
На самом деле трупов, можно сказать, было почти два: один готовенький, второй — в перспективе.
Того, который готов, только что обнаружил цирик во время обхода. Это был «слухач» коррупционеров — не выдержал, сыграл в ящик прямо в «ожидалке». С ним предстояло повозиться, составить акт первичного осмотра: «…Тело обнаружено в такое-то время на месте номер шесть, закольцовано номером шестнадцать, внешних повреждений нет, пульса нет, глаза открыты, зрачки на свет не реагируют, на полу большое количество рвотных масс, рука находится в положении, соответствующем ограничению свободы…» — и так далее, подробно. Акт подпишут дежурный следак, дежурный опер, «правдивый» и ответственный по дежурной части.
— Звони в «скорую» и прокуратуру, — скомандовал Неживой. — Я подойду.
Тут можно было не спешить. Телу всё равно, а пока ещё приедут врач и прокурорские… Мертвеца упакуют в чёрный «трюфель»[9], положат на носилки; уголовное дело будет возбуждено и через пять минут закрыто… вот так жизнь и заканчивается, подумал Виктор. Буднично и скучно. И цимес весь в том, что не видно, кто жмёт на кнопку, как никто не видит и саму кнопку…
Вторым трупом предстояло вскорости стать начальнику коррупционного отдела. Нет, никто там у них из-за включённого кипятильника не подох… увы. Но! Происшествие стоило того, чтобы послушать рассказ о нём, смакуя детали. Первым почуял запах московский гость — кинулся вдруг в соседнюю комнату, где заваривали чай. То ли героем был, то ли идиотом. Оттуда шла настоящая вонь: пластмасса текла, эмаль на кастрюле горела, стол дымился. Багровая спираль почти что плавилась. Он схватил банку с водой и выплеснул всё в кастрюлю… Понятно, что по трезвости так бы не поступил (хотя, кто их знает, москвичей), но разве легче от этого? Ожог лица — жуткий, вдобавок верхушка кипятильника попала герою в шею, сломав хрящи гортани. Врач «скорой» был настроен пессимистично.
Ладно бы местного изувечило, но ведь — столичного «сутенёра»… Это травма федерального уровня. Начальника «панцирей» сотрут, как ластиком, если сам не застрелится…
Неживой смеялся так, что напугал и девушку, и всю дежурную часть.
Опять выпили — жизнерадостно и легко. С поцелуями.
Крыши плавно съезжали набок.
Смакуя прелюдию, Витя вспомнил историю из своей незаурядной молодости: как однажды, еще в Большом доме, уединился в приемной одного из боссов с его же секретаршей. Было это ночью, оба под градусом, и за неимением другого подстелили шинель босса. А назавтра был торжественный смотр, товарищ полковник победно докладывал перед строем. И вдруг генерал заметил, что на рукаве у того… на темном, как говорится, белесое. Много следов. «Эт-то что у вас тут за кончина?!» — гаркнул генерал, не веря глазам своим…
Дама выслушала печальную историю, улыбаясь, как синьора Джоконда. Когда же майор в качестве эффектной точки вытащил из письменного стола подушку, она вдруг сунулась в сумочку за блокнотиком и написала:
«У вас чего, здесь нет кровати?»
Это были первые ее слова за вечер.
Немая…
— Так ты не говоришь?! — спросил потрясённый Неживой.
«Зато всё понимаю», — написала она.