— Срать на вашу Кундалини.
Запомнил мудрёное слово, чертяка.
Почему, кстати, менты зовут отдельных представителей ФСБ «сутенёрами»? Это повелось ещё со времён славного КГБ, когда тамошние остряки родили обидную шутку: «У КГБ есть одна сестра — милиция, и та проститутка». Но если сестра — проститутка, то старший брат кто? Вот именно.
Эта сплетня — так, попутно…
…Секстензор был уничтожен в сортире, как Неживой и планировал вначале. Превратить его в хлам — пустяки, минутное дело. Провода с чехлом накрошил при помощи складного ножа, в котором кроме лезвий были и ножницы, и щипчики, и много чего ещё. Пластмассовые детали раздавил в руке, ярости на это хватило. Да и была ли эта их радиолюбительская поделка чем-то другим, кроме как хламом? Весь этот бросовый комплект, если хоть немного подумать, не должен работать; да и, как выяснилось, не желал работать!
Крохотную кассету, изъятую из диктофона, постигла та же участь.
Обломки, обрывки и клочки спустил в унитаз, заворачивая их в туалетную бумагу, чтоб легче было сливать. Туда же кануло любовное письмо от капитана Гаргулия и фотография метафизического Рафаэля.
Зачем такое варварство, неужели по принципу «если не мне, то никому»? Не надо опошлять: просто опытный опер избавлялся от улик, способных связать его с опасной историей. Ну и, конечно, что-то ещё было, какие-то хитросплетённые мотивы, в которых Виктор сам себе не мог признаться. Как же без фрейдовщины и без подсознания.
Шараханье из крайности в крайность — признак тонкой и ранимой натуры, как бы ни нравилось тебе именоваться зверем…
В урне под раковиной обнаружилась вскрытая банка заплесневевшей кабачковой икры. Очень кстати кто-то выбросил. Неживой сунул в эту банку, во-первых, диктофон, а во-вторых, «левые» ключи, прежде всего — от комнаты, где размещался Дыров. Предварительно промыл и то и то под краном. Кто полезет искать в этой гадости? А если и полезут, какое отношение к находке имеет Неживой? Да никакого…
Сделано.
Он сполоснул пальцы и покинул сортир, думая о будущем, и думы эти были горьки.
Телефон он услышал ещё из коридора и припустил со всех ног. Влетел в распахнутую настежь дверь, грудью встречая звонок.
Начальник Управления генерал-майор Сычёв сдержанно произнес:
— Неживой? Второй раз звоню.
— Виноват, в аппарате контакт барахлит, — нашёлся майор.
— Зайдите ко мне, когда освободитесь.
Виктор постоял некоторое время с телефонной трубкой в руке, сдавливая пальцами ни в чем не повинный пластик.
КОГДА ОСВОБОДИТЕСЬ…
Мог бы сказать и «когда кончите». Генеральский уровень издевки! Да еще на «вы».
Вот теперь — всё. Конец. Увольнение без права восстановления, как пить дать. По статье, хи-хи, «Дискредитация правоохранительных органов», — чтобы оставшихся любителей пошалить оторопь взяла… Ноги были ватные, держали тренированное тело с трудом — очень странное, неизведанное ощущение. Но двигаться было нужно, мало того, следовало поторапливаться.
Если тебя желает лицезреть Сам, будь достоин Его взгляда, таково золотое правило служебной механики. Для подобного случая майор Неживой всегда держал наготове комплект свежей, опрятной формы. Он стремительно переоделся во всё новое — костюм, рубашка, галстук, — и вытащил из нижнего ящика электрическую бритву. Побрился, хоть сегодня утром и утруждал себя этой процедурой.
Более чем на три минуты задерживаться было нельзя, и майор уложился в отведенный норматив с большим запасом.
До нужного этажа он добрался бегом. Опять бегом! Мелькали коридоры и лестничные марши, папка с рапортом на увольнение тянула к полу, мешая плечам распрямиться. Реальность поставили на паузу. Приемная начальника была пуста, секретарша отсутствовала. Но был включен селектор. Разобравшись в ситуации, Виктор осторожно сказал в пустоту:
— Майор Неживой по вашему приказанию прибыл.
— Заходи, — хрюкнул динамик.
Герой
Кабинет был размером со спортивный зал, чтобы каждый входящий в полной мере ощущал свою ничтожность. Где-то вдалеке размещался стол, казавшийся отсюда игрушечным. Виктор остановился на пороге, ожидая: подзовут или оставят у дверей, дадут шанс или применят первую степень унижения?
Разговаривать с подчиненным через зал, жестко обозначив дистанцию, — это сразу показать, кто ты такой и где твоё место.
Генерал стоял спиной, даже не оглянулся. Что-то там разглядывал на улице сквозь черное стекло.
— Есть вопрос, — гулко сообщил он.
И надолго замолчал.
«Ну давай же, давай! — мысленно воззвал к нему вошедший. — Бей!»
— Ты проходи, Неживой, чего мнешься.
Виктор подошел, тиская пальцами папку. На генеральском столе в открытую лежали бумаги с грифом «три нуля», а также печать с личным номером, хотя обычно этот знаменитый стол был пуст и гол. Личный номер у генерал-майора Сычёва состоял из восьми цифр.
— Что ты думаешь о майоре Лобке Матвее Игнатьевиче? — спросил хозяин кабинета, всё не оборачиваясь.
Это было начало!
Расправа почему-то оттягивалась, но ситуация не стала менее острой. Голова Виктора заработала, как многопроцессорный компьютер: тысячи вариантов ответа рассчитывались параллельно, как и тысячи причин столь странного вопроса, тут же увязываясь с возможными последствиями.
— Разрешите присесть, товарищ генерал, — простодушно сказал он, стараясь придать глазам спасительную оловянность. Самым важным сейчас было потянуть время.
Генерал неторопливо повернулся, оторвавшись от вечерних пейзажей.
— У тебя что, не сложилось за два года никакого мнения? Или ты у нас робкий? — он скверно усмехнулся. — Застенчивый?
Нелепая просьба насчет «присесть» была благополучно пропущена мимо ушей.
Виктор обежал взглядом гигантский кабинет, зацепившись на мгновение за бюст Президента. Здоровенное изделие — на чёрном бархате. Внутри, очевидно, полое. «Интересно, что под ним?» — пришла дикая мысль.
Тьфу, кретин…
Разговор пишется, обмер Неживой. Подстава!
Спокойно, одернул он себя, не сходи с ума. Какая «подстава»! Исключено. Не станет Сычёв никого подставлять, западло ему, потому что его уровень — решения принимать. Если в этом зале что-то кем-то и пишется, то НЕ генералом.
— Вы так неожиданно спросили, Дмитрий Степанович, — заговорил Неживой, лихорадочно подыскивая нужные слова. — Вот так с ходу взять и ответить… Майор Лобок — не простой опер, вы же знаете, это же не секрет, откуда он к нам пришел, да и какое у меня может быть мнение, когда двух мнений, как говорится, в определенных ситуациях быть не может…
Пальцы его мелко тряслись, он сцепил их в замок, переложив проклятую папку под мышку.
— Хвостом-то не виляй, Витя, — обрубил генерал.
Да, хреново оказаться между двух огней! Причем, совершенно внезапно, как бы спросонья. Куда кинуться, в какую сторону бежать? Если дед Матвей и вправду склеил ласты, то мели что попало, вреда не будет. Но если нет… По слухам, он обосрался на каком-то паскудном деле, и его понизили до сотрудника РУОПа. Ниже, очевидно, было некуда. А бывшие чекисты отличаются от прочих людей Системы тем, что не бывают бывшими. Рыть под них, конечно, можно, только они сами кого хочешь уроют. Хоть майора, хоть генерал-майора, если те рождены всего лишь милиционерами.
С другой стороны — как не откликнуться на просьбу «яйцевика» в чине генерала, которому зачем-то понадобилась полная и безусловная откровенность. Который, между прочим, пять минут назад заглянул к подчиненному на его рабочее место и с удивлением обнаружил… Патовая ситуация.
— Я не виляю! — честно возмутился Неживой. — Вы чем-то конкретным интересуетесь или так… в общих чертах?
— Ты хотел присесть? — вспомнил хозяин кабинета. Он обогнул стол и уселся сам, под портретом всё того же вездесущего Президента. — Ты присядь.
— Благодарю.
— Вот и хорошо. Из тебя когда-нибудь тянули сопли при помощи трубочки? Нет? Что ж ты меня, дружок, заставляешь этой процедурой заниматься? Дружок, — добавил Сычёв без улыбки.
Он вдруг показал майору указательный палец — медленно и молча, словно гипнотизируя. Затем, глядя со значением, опустил этот палец под стол и включил там что-то. Виктор знал — что. Постановщик помех. От прослушки. Когда, бывало, генерал запускал эту штуку, пол-этажа, включая верхний и нижний, не могли ни рациями пользоваться, ни слушать приёмники.
А значит, время вышло. Настал момент вынимать язык из кармана. Виктор сопоставил всё, что знал и о чём догадывался, и сделал свой выбор.