Вернемся, однако, к реставрационной практике, в которой наряду с произвольными интерпретациями исчезнувших форм ширится увлечение новым строительством старых зданий. В Ленинграде дома XIX, а иногда даже XVIII века в угоду индустриализации капитального ремонта разбирают целиком, чтобы... возвести их заново, или же оставляют фасады, полностью уничтожая интерьеры. При этом считается возможным «улучшать» создаваемую заново архитектуру прошлого, как это было, например, с домом на углу Невского проспекта и канала Грибоедова. Подобная метода угрожает старой части Ленинграда превращением в собственную, и притом весьма приблизительную копию. Не было сделано исключения и для знаменитого некрасовского дома на Литейном проспекте. Его ремонт с полной заменой междуэтажных перекрытий лишил музей поэта мемориальности в точном смысле слова. Целую бурю возмущения общественности вызвал снос бывшей гостиницы «Англетер», с которой связаны последние дни жизни Сергея Есенина. Восстановление ее фасадов, кстати никогда не представлявших особой архитектурной ценности, да еще по проектным чертежам, т. е. в том виде, какого уже не было к началу нашего века, ни в коей мере не придает новому зданию мемориального характера. В нем отсутствует главное — подлинность. Перед нами имитация. И в таком случае уж честнее было бы строить новый корпус гостиницы «Астория», который никого бы не вводил в заблуждение.
После сказанного не приходится удивляться, что кижскую Преображенскую церковь всерьез предлагают заменить макетом, а в Свердловске дом архитектора М. П. Малахова, построенный им в 1817 году для себя,— редкий и прекрасный образец деревянного ампира — сносят, предварительно возведя неподалеку его кирпичный дубликат, отличающийся от оригинала не только материалом, но пропорциями и деталями. Так проще и... дороже! Вот каким многообразием оборачивается на практике то, что в последнее время предлагают называть целостной или синтетической реставрацией: от скрупулезного возрождения разрушенных памятников до их... уничтожения! В печати живо обсуждается идея восстановления Сухаревой башни (кстати, почему-то не вспоминают о десятках других не менее значительных памятников, снесенных в 30-е годы). Писатель О. Волков согласен, чтобы ее и поставили на новом месте, и дефицитный белый камень с большемерным кирпичом не использовали, а быстренько возвели из обычных стандартных материалов, несмотря на то, что это противоречило бы исторической планировке Москвы, что это была бы огрубленная и приблизительная копия, а главное — в то самое время будут продолжать гибнуть истинные памятники. Так в сознании, а затем и на деле стирается грань между подлинными и мнимыми ценностями, возникает опасная иллюзия того, что все утраченное возможно подделать, повторить. В результате составление программы реставрационных работ неожиданно приобретает нравственное звучание.
Разумеется, нередко возникает необходимость восстановления утраченной градостроительной доминанты, чтобы снова «собрать» город. В Старой Ладоге, к примеру, предлагается завершить фасад крепости, обращенный к селению. Крепость с высокими шатрами башен зримо выражала значение ядра древнего города на Волхове и хорошо была видна издали. Однако как воссоздать градоформирующую роль крепости, избегая при этом иллюзии подлинности? На этот счет обсуждаются разные предложения, но пока еще ни одно не нашло своего воплощения.
Что же касается Сухаревой башни или Спаса-на-Сенной в Ленинграде, имевших особое градостроительное значение и снесенных уже в наше время, пока разумным представляется лишь один выход: там, где еще возможно, не застраивать подлинное место, обозначить его каким-либо символом, оставив решение вопроса для будущего.
Сейчас главное — спасти настоящие памятники, сохранить их доминантные функции.
Игнорирование исторической подлинности неизбежно приводит к попыткам «исправить» историю, переписать ее задним числом, что чаще всего проявляется в отношении к мемориальным местам, связанным с жизнью великих людей. Это сродни антиисторическому, почти средневеково-мистическому представлению о том, что мы властны над прошлым. Что мы можем его не просто изучать, судить, оценивать, извлекать уроки, а... изменять. Тут явно слышны отзвуки идеологии тоталитаризма. Так «Краткий курс» утверждал единственно правильное понимание истории партии, упраздняя ее реальную историю. Так министерство правды в антиутопии Дж. Оруэлла «уточняло» старые номера «Таймса». Прошлое подгонялось под настоящее. «Историю, как старый пергамент, выскабливали начисто и писали заново». И вот мы уже читаем о посмертном восстановлении Пастернака в Союзе писателей (а как быть со многими сотнями других несправедливо исключенных?), в партии — Бухарина (а как быть с миллионами других?). Раздаются настойчивые предложения об исключении оттуда Сталина и его приближенных, об изъятии их праха с Красной площади. Все это — не что иное, как наивная попытка привести историю в соответствие с нашими сегодняшними представлениями. Попытка, не имеющая ничего общего с подлинным историзмом.