ЗДЕСЬ
ОБЕ ДАЮТ
3. Про кн(язя) Чернышева[49]
Жена одного важного генерала, знаменитого придворною ловкостью, любила, как и сам генерал, как и льстецы, выдавать (его) за героя, тем более что ему удалось в кампанию 14 года с партиею казаков овладеть, т. е. занять никем не защищаемый дрянной немецкий городок. Жена, заехав с визитом к другой даме, рассказывала эпопею подвигов своего Александра Ивановича. Чего там не было: Александр разбил того; Александр удержал грудью целую артиллерию; Александр взял в плен там столько-то, там еще больше, так что если сосчитать, то из пленных выходила армия больше Наполеоновской 12 года; Александр взял город... И на беду забыла название: «Как бишь этот город; вот так в голове и вертится; Боже мой, столичный город; вот странно; из ума вон...»
В затруднении она оглянулась и заметила другого генерала, который сидел между цветов и перелистывал старый журнал.
— Ах, князь, — обращаясь к нему, сказала генеральша,— вот вы знаете, какой это город взял Александр?
— Вавилон.
— Что вы это?! Я говорю про моего мужа Александра Ивановича.
— А я думал, что про Александра Македонского.
4
В Петербурге были в одно время две комиссии. Одна — составления законов, другая — погашения долгов. По искусству мастеров того времени надписи их на вывесках красовались на трех досках. В одну прекрасную ночь шалуны переменили последние доски. Вышло: Комиссия составления долгов и Комиссия погашения законов.
5
В обществе, где весьма строго уважали чистоту изящного, упрекали Гоголя, что он сочинения свои испещряет грязью самой подлой и гнусной действительности.
— Может быть, я и виноват,— отвечал Гоголь,— но что же мне делать, когда я как нарочно натыкаюсь на картины, которые еще хуже моих. Вот хотя бы и вчера, иду в церковь. Конечно, в уме моем уже ничего такого, знаете, скандалезного не было. Пришлось идти по переулку, в котором помещался бордель; в нижнем этаже большого дома все окна настежь; летний ветер играет с красными занавесками. Бордель будто стеклянный: все видно. Женщин много; все одеты будто в дорогу собираются; бегают, хлопочут, посреди залы столик покрыт чистой белой салфеткой, на нем икона и свечи горят... Что бы это могло значить? — У самого крылечка встречаю пономаря, который уже повернул в бордель.
— Любезный! — спрашиваю.— Что это у них сегодня?
— Молебен,— покойно отвечал пономарь,— едут в Нижний на ярмонку; так надо же отслужить молебен, чтобы Господь благословил и делу успех послал.
6
Неваховичи — происхождения восточного[50]. Меньшой, Ералаш, и не скрывал этого, говоря, что все великие люди современные — того же происхождения: Майербер, Мендельсон-Бартольди, Ротшильд, Эрнст, Рашель, Канкрин и прочие. Старший Невахович был чрезвычайно рассеян. Случилось ему обещать что-то Каратыгину 2-му, и так как он никогда не исполнял своих обещаний, то и на этот раз сделал то же.
При встрече с Каратыгиным он стал извиняться:
— Виноват, тысячу раз виноват. У меня такая плохая память... Я так рассеян...
— Как племя Иудейское по лицу земному,— докончил Каратыгин и ушел.
7
Сенатор Безродный с 1811 году был правителем канцелярии главнокомандующего Барклая де Толли. Ермолов зачем-то ездил в главную квартиру. Воротясь, на вопрос товарищей: «Ну что, каково там?» — «Плохо,— отвечал Ермолов,— все немцы, чисто немцы. Я нашел там одного русского, да и тот Безродный».
8. Мордвинов[51]
Незабвенный Мордвинов, русский Вашингтон, измученный бесполезной оппозицией, вернулся из Государственного Совета недовольный и расстроенный.
— Верно, сегодня у вас опять был жаркий спор...
— Жаркий и жалкий! У нас решительно ничего нет святого. Мы удивляемся, что у нас нет предприимчивых людей, но кто же решится на какое-нибудь предприятие, когда не видит ни в чем прочного ручательства, когда знает, что не сегодня, так завтра по распоряжению правительства его законно ограбят и пустят по миру. Можно принять меры противу голода, наводнения, противу огня, моровой язвы, противу всяких бичей земных и небесных, но противу благодетельных распоряжений правительства решительно нельзя принять никаких мер.
9. Бутурлин[52]
Бутурлин был нижегородским военным губернатором. Он прославился глупостью и потому скоро попал в сенаторы. Государь в бытность свою в Нижнем сказал, что он будет завтра в Кремле, но чтобы об этом никто не знал. Бутурлин созвал всех полицейских чиновников и объявил им о том под величайшим секретом. Вследствие этого Кремль был битком набит народом. Государь, сидя в коляске, сердился, а Бутурлин извинялся, стоя в той же коляске на коленях.
49
Чернышев А. И. (1786—1857) — участник Отечественной войны 1812 года, с 1826 г.— граф, военный министр, с 1841 г.— князь, генерал-адъютант, председатель Государственного совета.
50
Неваховичи — литературная семья, из представителей которой пользовались известностью Лев Николаевич Невахович и его двое сыновей — Александр и Михаил. Александр Львович (?—1880) — поэт, переводчик французских фарсов, секретарь директора Императорских театров А. М. Гедеонова, а затем и начальник репертуарной части. Михаил Львович (1817—1849) — известный карикатурист, издатель журнала «Ералаш».