— Это ты о своей или обо всех? — спросил Ксима.— Смотри, а то я могу и не сдержаться.
— Нашли о чем говорить за столом,— заметил я.— Хватит, Мишка! Утомил ты нас тещиными блинами. Не лезь в поллитра!
— Не кричи на Мишку,— сказал Ксима.— Просто у него настроение такое — нагорело. Кажется ему, что больше и проблем нету. В конце концов, ты же мужик — сообразуй ее жизнь со своей.
— Дело в том,— вздохнул Мишка,— не знаешь, что ожидать от нее в следующую минуту. Возьмет, проснется и давай рыдать. Вот сегодня, например. Кое-как добился ответа — на какую тему рыдание. «Мне кажется, что ты делаешь зарядку перед окном, чтобы смотреть на женщину, что живет напротив».— «Да нет же,— отвечаю,— не могу я делать зарядку в туалете — там тесно».— «Признайся — тебе же легче будет! — требует она, заходясь в слезах.— Признайся, что смотришь на нее!» — «Да ты мне хоть покажи, в каком окне?» — «Притворяешься!» Но окно показала. И надо же, как назло там появляется баба, которую я никогда не видел, и появляется без лифчика. «Фу, какая пошлость! — крикнула жена.— Я так и знала, что ты мне изменил! Гадкий изменщик!» — И пошло-поехало. В голове все перемешалось. Она — за валерьянку. В ногах валялся — вымолил такие слова: «Ты мне изменил, когда учился на третьем курсе! Ты ездил с Фифой Актовой на дачу к Трамваевым!» — «К каким, к черту, Трамваевым? — кричу. — Таких фамилий-то не бывает! И дача была лишь у Сашки Тарантасова!» — «Ну, что я говорила!» — «А во-вторых, как я тебе мог изменить на третьем курсе, когда мы познакомились лишь после защиты диплома? Я ж ведь тебя даже не знал! Это разве измена?!»
— Плюнь,— посоветовал я.
— Или еще такой случай был, с изобретением резиновых присосок для верхолазов. Говорю жене: «Не показывай никому чертежей». Ведь нет! Всем разболтала, а в результате через полгода смотрю в журнале — японцы уже внедряют. «Ну что,— говорю,— доболталась?!»
Мишка выговорился, остыл, и цвет лица у него стал ровным. Ксима налил еще грамм но пятьдесят и предложил:
— Давайте за наше счастливое детство! Детство свято. Там не надо притворяться — там живешь. Я в море вспоминаю Питер. Так, что даже сердце щемит. Но надо работать. Вот на пенсию спишут через двадцать лет — стану жить в Ленинграде, даже за город не буду ездить. «Люблю тебя, Петра творенье!» Люблю, грешным делом! — Он даже поднялся.
Тем временем я пристроился в качалке. Было теплое настроение, но мерцало одно «но». Жена должна спросить — почему так поздно с работы. На это было изобретено алиби — по примеру Мишки записался в народную дружину. Добровольно раз в месяц надевал красную повязку и ловил тех, кто мешает нам жить и созидать. Сегодня могу сказать, что в срочном порядке послали в Пулково встречать короля острова Хальмахера. Она верит, словно белены объелась.
Мда-а! Хорошую комнату мы нашли. Обои свежие. Вид за окном и прочее. Тополь шелестит. Друзья детства рядом. И хорошо так, что не дома! Ибо дома у нас, у мужиков, теперь нет. Мы — цыгане в финских костюмах.
— Давно я вас, ребята, не видел,— вздохнул Ксима.— А помните, мы на залив зимой ездили, а? — И рассмеялся.
Вероятно, у него сдвиг памяти. Мы никогда не ездили зимой на залив, но все же оба кивнули.
— Что это?! — вдруг насторожился Мишка.
Мы привстали. Во дворе раздался рокот автомашины ГАЗ-51, на базе которых создаются «спецмедслужбы».
— Милиция! — побледнел Ксима.— Этого еще не хватало!
— Успокойся,— сказал я.— Они знают, где груши околачивать. Мы же в стельку трезвые.
— Они спрашивать не станут,— мрачно заметил Мишка.— У них тоже план. Да и мужик сейчас — бесправное животное, вроде бездомной кошки.
— На всякий случай давайте все уберем,— кинулся к столу Ксима. Он берег загранвизу.
В это время во дворе стали кричать так, что хоть святых выноси. Стали громко разговаривать: «Вот тут мы застукаем! Тут их прижмем! Лови здесь — вот, нормально!..»
— Ни в коем случае из окна не высовываться,— заметил я.— Они посуетятся и уедут несолоно хлебавши.
Мишка запихал закуску и бутылку в трехстворчатый настенный шкаф.
— Такую компанию испортили,— проворчал он.
— А давайте скажем, что мы садоводы? Пришли материал подбирать? — предложил Ксима.
— При костюмах и галстуках? При твоих шевронах? — спросил я.— Не по Сеньке шапка. Они не станут тянуть кота за хвост. Хоп — и в ежовые рукавицы. Миш, у тебя с собой корочки дружинника? Свои-то я дома оставил.
— С собой.
— Короче, ты берешь нас с Ксимой за локотки — и как будто задержал. Ведешь в штаб ДНД.