— По-моему, этот кот мне только мозги пудрит,— сказал, появляясь, Ксима. По кругу прошел. Но выхода не обнаружил. Думал, что чердаки домов соединяются,— накось, выкуси! И кот ничего не знает, хотя я у него не спрашивал... Правда, лабиринты еще те! Я таковых с детства не видал!
— Питер! — гордо поднял вверх палец Мишка.— А я думаю, что судьба не зря над нами подшутила. Представьте, если б мы отсидели вечер в ресторане и теперь болтались бы пьяные, не желая расставаться. А так — хорошо пообщались. Можно сказать, я по-другому на мир взглянул.
— С чердака?
— Ну и что! Я на чердаке не был с пятого класса. А иной раз на мир неплохо взглянуть по-иному. Хотя бы с чердака.
— Давайте еще прогуляемся? — предложил Ксима.
Мы ходили по этажам, заглядывали в комнаты и обнаруживали, как разно живут люди не только в одном городе, но порой в одной квартире. По стенам, обоям можно было определить род увлечений бывших жителей дома. Можно даже было определить возраст людей, живших тут до переезда. Когда-то квартиры принадлежали богачам. Но время разделило их фанерными перегородками, разделив и причудливые узоры на потолках, разделив прихожие, гостиные, кухни...
В одной ванной комнате мы обнаружили окошечко. Выбраться из него было нельзя, но голова пролезала свободно. Я высунулся — взору открылся большой двор, вероятно, соседний с нашим. Посреди голубел строительный вагончик. Я сообщил об этом.
— Сторожка,— определил Ксима.— Может, крикнуть сторожа?
Нам с Мишкой было наплевать. Он уже пережил трагедию развода и готовился к новой жизни. Я тоже знал, что для меня дома зреет спелый скандал. Полез Ксима.
— Товарищ сторож! — крикнул он авральным голосом.
Я встал на край ванны и тоже принялся наблюдать двор. В вагончике слабо тлел свет. Но шевелений в вагоне не обнаруживалось. Тогда Ксима заорал сильнее. Эхо загудело по двору. Крики его ничего не изменили, и Ксима собрался вернуть голову в исходное положение, как увидел, что из вагончика вышел старик и принялся мочиться в унитаз, валяющийся посреди двора. Ксима вновь закричал, надсаживая глотку. Дед мочился. Ксима кричал.
Потом дед долго вертел головой в поисках кричащего, но, ничего не обнаружив, пугливо перекрестился, вошел в вагон и заперся на засов. Ксима кинул во двор консервную банку. Она прогрохотала довольно-таки звучно. На что сторож закрыл еще и фрамугу.
— Во паразит! — возмущенно воскликнул Ксима.— Внаглую на вахте спит! Хоть бы в милицию позвонил или пожарным!
— Пойдем бродить,— предложил я.— Если поискать, может, что и обнаружим. Должна же быть связь с большой землей. Что смотреть, как стадо на новые ворота?! Надеваем ежовые рукавицы и идем груши околачивать.
— Я аппарат видел, телефонный! — воскликнул Мишка.— Почти целый!
Отправились на поиски. Вскоре Ксима держал в ладони телефонную трубку.
На третьем этаже обнаружили аппарат. Перед тем как уехать, кто-то врезал по нему, видать, металлическим предметом,— наверное, надоел.
— Ничего-ничего,— приговаривал Мишка, углубляясь в телефонные потроха и копаясь в них маленьким ножичком.— Мы его реанимируем. Лишь бы линию не отключили.
Ксиме достался наборный диск. Он держал его в руке, а я под диктовку Мишки набирал номер его домашнего телефона.
— Алло! — ожил Мишка.— Пупсик? Это я, твой коржик! Я-я. Дорогушечка! Извини, что разбудил не поцелуем...
— Гад! — раздался ответ — аппарат едва не развалился.
— Постой!..
— Я те постою! Я на работу к те пойду, в партком! Ты мне вслух заплачешь! По нотам! Подумать только — третий день пропадает! Коржик! И как ты не усох, паразит!
— Какой третий?! — справедливо возмутился Мишка. Но она его тут же перебила, и он терпеливо принялся выслушивать оскорбления.
Потом она дала ему слово, и он, путаясь и непрестанно извиняясь, рассказал о том, что мы угодили в затруднительное положение.
Обругав его еще раз по порядку, блеснув познаниями общего курса зоологии, а также зачерпнув жменю жаргонизмов из устного народного творчества, женщина пообещала явиться через пятнадцать минут с милицией. Трубку она, видно, кинула с разбега. Даже нам было слышно, как хрустнул телефонный аппарат в ее квартире.
— Она придет! — улыбнулся Мишка.— Она обязательно придет. Все-таки бабы не такие уж сволочи, как о них говорят. Их жалеть надо! Ведь они как несчастны-то! Я иной раз представлю себе, что родился бабой,— мороз по коже!
Воодушевленные, мы повисли на подоконниках и принялись пристально смотреть во двор и ожидать грома крушения злополучных листов стали — так, наверное, ждет шахтер, заваленный в выработке лавиной камней, когда придут спасатели и откопают его. Он уже съел брючный ремень, и рядом с ним попавшая в обвал исхудавшая крыса. Они дружат...