Наутро госпожа и служанка подсчитывали вырученные за ночь деньги. Капитон не расщедрился, но несколько монеток всё же перепало Терции. Никогда не держав в руках деньги, она захотела тут же потратить их, однако благоразумная Напе объяснила, что денег пока маловато; чтобы купить стоющую вещицу, надо их поднакопить.
– Назначай цену повыше, госпожа. Ты не дешёвка из-под моста. Ты свободнорождённая женщина и красавица. Погоди, будут деньги, мы сходим с тобой в лавку , купим белил, притираний, золотую краску для волос.
Терция захлопала в ладоши. Она никогда не выходила на улицу без мужа либо матери. Правда, изредка Капитон водил её гулять на Марсово поле, – но что это были за прогулки! Портиков и лавок, где кишел беспечный люд, он избегал, в театры её не водил. Когда они проходили мимо купавшихся, гонявших мяч, состязавшихся в силе бездельников, он велел жене отворачиваться. Закутанная с головы до ног в покрывало, изнывая от жары , Терция уныло плелась следом за своим повелителем, завистливо косясь на встречных женщин в пёстрых платьях и с непокрытыми головами.
– И мы купим много-много орехов, сладкого снега и медовых коврижек, – мечтательно предположила она.
– Копи, – кратко распорядилась Напе.
Капитону понадобилось съездить в Остию. Не успел простыть его след, как Терция и Напе принялись готовиться к прогулке. Из длинных, пышных волос госпожи служанка соорудила такую причёску, что та, восхищённо глянув в зеркало, не узнала себя. Ни цветных платьев, ни блестящих серёжек у Терции не было , но их с успехом заменили сверкающие глазки и зубки. Найдя себя прехорошенькой, она осталась довольна.
Тайная эта прогулка произвела на неё неизгладимое впечатление. Мужчины заглядывали ей под зонтик и дерзко хвалили вслух её красоту. Женщины косились завистливо и недоброжелательно, да какое ей было до них дело! Что до лавок, то они просто ошеломили юную красавицу. Она и представить себе не могла, что на свете существует подобная роскошь, и бродила, как потерянная, среди развевавшихся на ветру тканей тонких,как паутина, ярких, как цветущий луг, шитых золотом, пропитанных тирской краской, льняных, виссоновых, из лучшей апулийской шерсти. У ювелира она остолбенела, ослеплённая красотой индийских самоцветов, жемчужными россыпями, тяжёлыми золотыми ожерельями и браслетами. У торговца благовониями перенюхала все флаконы, суя Напе под нос понравившийся и даже купила пузырек, хранивший на дне запах тонкий и дразнящий, как воспоминание о восхитительной прогулке. Она с огорчением поняла, как малы её сбережения и как долго ей придётся копить, чтобы приобрести хотя бы хорошенький перстенёк.
На обратном пути за ними увязался какой-то расфуфыренный бездельник, так что Напе, остановившись и подбоченившись, вынуждена была остановить его от борной руганью.
– Что ему надо? – уцепившись за Напе и испуганно оглядываясь, спросила Терция.
– Он предлагал деньги.
– Просто так предлагал, или за что-нибудь? – И поскольку Напе ничего не ответила, Терция рассудительно добавила. – Если он предлагал просто так, их следовало взять.
И тогда раздосадованная служанка объяснила госпоже, что хотел в обмен незнакомец.
– Как развращены эти мужчины! – поморщилась Терция.
Кто-то из челяди донёс вернувшемуся Капитону об отлучке жены. Изругав слуг и построжив Терцию, он приставил к жене своего доверенного евнуха, велев не спускать с госпожи глаз. В жизни бедняжки настала скучная пора. Она чувствовала себя подавленной и несчастной. Вспоминая о виденном в лавках, вздыхала:
– Какая роскошь! Ничего не иметь!
– Ты всё будешь иметь, если сумеешь распорядиться своей красотой, – учила Напе не унывать.
– А как?
– Придёт время, подскажу.
Мужа ей все-таки удалось смягчить . Тут вернулись из Карсеол тёща с Секундиллой ( сестрица Прима отправила их назад) и тоже принялись уговаривать Капитона разрешить прогулки, поскольку им самим хотелось на Марсово поле. Наконец он позволил жене самостоятельно выходить из дома, но только в сопровождении матери и под присмотром евнуха. Вскоре Терция уже прогуливалась в портике Аргонавтов, – в сопровождении большой свиты, разумеется. Однажды они пришли очень рано, когда в портике было ещё немного народа. Дорожки сада были влажны после ночного дождя, и женщины прогуливались под сводами. Терция принялась разглядывать украшавшие стену картины.Её внимание привлекла ужасная колхидянка, сжимавшая в руке кинжал; рядом с нею воздевал руки к небесам всклокоченный старик.
– Это, наверно, отец колдуньи, – предположила Терция. – Как его зовут?
– Ээт – подсказал сзади приятный мужской голос.