Жорже, заболев туберкулезом в 1826 году, в общем, признал существование души и ушел из жизни уже человеком, дрейфующим в область религии. И вот именно с его исследованиями, скорее всего, эти портреты и связаны. Мы не можем точно сказать, что, собственно говоря, хотел Жорже. Мы знаем, как безумцев изображали в медицинских трактатах. Это довольно схематические рисунки, в которых подчеркиваются аномалии физиономические, физические, судороги, специфические позы, которые принимает безумец, выражение лица. Это абсолютно утилитарные рисунки, которые визуализируют то, что врач говорит на лекциях.
А нам известно, вам известно, как Жерико писал эти портреты? Были ли натурщики? Чистая придумка?
Это, безусловно, были натурщики. И это подтверждает все, что мы здесь видим. Потому что такого правдоподобия французский портрет этого времени не достигал. Мы не очень понимаем, зачем они были сделаны. Потому что, с одной стороны, подход к мономании – это попытка вычленить внешние признаки: покраснение глаз, тремор, какое-то выражение лица. И здесь все это очень хорошо заметно.
Крайне трудно, наверное, человека с тяжелыми психическими расстройствами заставить позировать долго и стабильно. Может быть, были натурщики без расстройств, а дальше с помощью доктора художник создал образ.
Существует мнение, что эти портреты написаны в один сеанс. Они не очень большие.
То есть видно, что мазок в один раз, нет слоев. Да?
Это очень быстрая живопись. Причем поразительным образом для Жерико, который мыслит скульптурно, эти портреты он пишет очень свободно, прозрачными мазками, в манере ему не свойственной. Что говорит о том, что они написаны не до поездки в Англию, а после.
Это импрессионизм не по стилю, а по сути, потому что надо поймать впечатление от безумия.
Да. И вот тут мы подходим к вопросу уже художественному, а не медицинскому. Да, наверное, если бы изобрели фотографию раньше, доктор Жорже пошел бы просто к Даггеру и попросил бы поснимать безумцев, что было бы еще сложнее. Потому что удержать безумца перед старым фотоаппаратом труднее, чем перед живописцем. Но дело вот в чем. Жерико здесь совершает совершенно авангардную вещь. Французский портрет до Жерико и вот до этих безумцев – это портрет, по большей части, описательный. Это великолепно переданная внешность, характеризующая социальный статус человека, в какой-то степени его характер. Но французский портрет до Жерико, в общем, не стремится проникнуть в то, что мы считаем душой, психологией модели.
А здесь перед нами поразительная вещь. Судя по всему, сами персонажи провоцируют. Это портреты, в которых ты понимаешь наличие некой аномалии, с другой стороны, они выстроены не как изображение кого-то, кто вне тебя, существо опасного другого. Стандарты этого портрета – это стандарт буржуазного портрета 1820-х годов: погрудное изображение, высветленное лицо. Не всегда в них понимаешь, что перед тобой безумец. Только когда начинаешь присматриваться. И вот тут мы сталкиваемся с ситуацией, когда Жерико каждый раз, подходя к этому человеку, лишен абсолютно готовых стандартов, которые помогут ему воспроизвести. О, вот это дворянин. А вот, вот врач. А вот это девушка на выданье, из благородной семьи. И каждая такая внутренняя классификация тащит за собой готовые средства.
Здесь перед нами каждый раз человек с другим диагнозом, резко отличающийся от всех остальных. У художника нет инструмента для того, чтобы этот диагноз зафиксировать. И тут ты поражаешься, насколько Жерико разнообразно работает, просто и разнообразно, и насколько ему удается создать это ощущение напряженности и интенсивности состояния даже человека, погруженного в ступор. То есть перед нами экстремальная ситуация психологического портрета, которая еще даже не появляется, не является задачей.