Раздался резкий полицейский свисток. Очевидно, кто-то из служащих Фальконе успел сбегать за подмогой. Но появление полиции только усилило хаос.
«С каждой минутой все лучше и лучше!»
Мэйсон крутила головой по сторонам, наслаждаясь зрелищем. Она с трудом удерживалась от того, чтобы громко не расхохотаться. Даже в самых смелых мечтах она и представить не могла, что ее картины вызовут такой ажиотаж.
Но тут она заметила некоторое движение. Толпа расступалась, образуя живой коридор, ведущий от стены, на которой висел ее автопортрет. Мэйсон ничего не понимала. И тогда она увидела Ричарда Гаррета. Он шел по направлению к ней. Глаза его сверкали решимостью.
«Что он делает?»
Когда он приблизился, Мэйсон увидела, что именно он делает. Каждого, кто оказывался у него на пути, он бесцеремонно брал за предплечье и отодвигал в сторону, освобождая для себя проход. Его действия были мало сказать решительными, они были агрессивными, но при этом он умудрялся оставаться в рамках хорошего тона, сопровождая каждый свой толчок локтем подобием вежливой улыбки и словами: «Извините. Спасибо. Чудная шляпка, мадам. Мы немного передвинем вас туда, хорошо?»
И вот, наконец, он раздвинул по сторонам всех тех, кто стоял между ним и Мэйсон, подхватил Мэйсон под руку и сквозь строй провел ее к парадной двери. Там, за дверью, маячила желанная свобода и вожделенная безопасность. В больших выразительных глазах Гаррета читалась легкая ирония и приятное изумление:
– Обычно я не так бесцеремонен при первом знакомстве, но вы, надеюсь, меня простите.
Еще до того, как Мэйсон нашлась с ответом, полиция рванула в здание, расталкивая собравшихся и отчаянно свистя. Толпа людей заколыхалась, образуя волну, грозно заревела, как штормовое море, едва не сбив Гаррета с ног. Тот успел прижать к себе Мэйсон до того, как людской поток разделил бы их с Гарретом, увлекая за собой.
Мэйсон ничего не оставалось, как обнять его за шею обеими руками. И тут он поднял ее, закружил, расталкивая стоящих рядом людей, и, воспользовавшись освободившимся для маневра пространством, поспешил скрыться, унося Мэйсон в своих объятиях.
Она ухватилась за него изо всех сил. Ее толкали чужие плечи, но, прижимаясь к мускулистой груди Гаррета, Мэйсон мысленно сравнивала Ричарда со средневековой крепостью, способной выдержать и не такую осаду.
И надежды Мэйсон оправдались. Вскоре они уже были далеко от толпы, от галереи, от всей этой суеты.
Когда Гаррет опустил ее на землю, Мэйсон покачнулась. После всего случившегося она чувствовала легкое головокружение и сильное возбуждение. Ничего подобного с ней до сих пор не приключалось. Достаточно необычно было уже то, что она выдавала себя за другую. Потом вся эта шумиха вокруг ее картин. И наконец, ее, Мэйсон, оценил и понял этот необыкновенный мужчина! И, словно рыцарь из сказки, спас, вынес на руках с поля битвы. Неужели все это происходило с ней? Мэйсон Колдуэлл с трудом верила, что не спит.
Гаррет и Мэйсон дошли до перекрестка улицы Лаффит с бульваром Осман, и все то время, пока они шагали рядом, Мэйсон смотрела на своего спасителя с нескрываемым восхищением. Но тут ей пришло в голову, что она слишком откровенна в проявлении своих чувств к нему. Один его взгляд, и он сразу прочтет все по ее глазам. Поэтому она опустила подрезанные ресницы и стала думать о том, что бы такое сказать ему, чтобы он не узнал, как у нее все поет внутри.
Гаррет сам пришел ей на помощь.
Ухмыльнувшись, он сказал:
– Кажется, мы устроили маленький переполох.
Мэйсон улыбнулась. Эта чисто английская манера никогда не делать из мухи слона, а скорее превращать слонов в мух ей очень импонировала.
– Надеюсь, я поступила правильно, – с улыбкой сказала Мэйсон.
Гаррет одобрительно скользнул по ней взглядом.
– Что я могу сделать, чтобы убедить вас в вашей правоте?
В глазах его вспыхнул интерес совершенно явного толка. От этого огонька у нее по спине побежали мурашки. Мэйсон проглотила вязкую слюну и сказала:
– Вы ведь понимаете, мистер Гаррет, я не слишком разбираюсь в деловых вопросах, особенно по части искусства. – Не совсем честное заявление, но, по сути, правдивое.
– Меня зовут Ричард. И по стечению обстоятельств я кое-что в этих делах смыслю. Я сочту за счастье стать вашим учителем. Если, конечно, вы мне разрешите.
И вновь он окинул ее таким взглядом, который обещал много-много приятного. Очевидно, он разыгрывал прелюдию. Прелюдию к чему? Хотелось бы знать. Любопытно, с какой именно стороны она ему интересна: как деловой партнер, как женщина или как то и другое?
– Моим учителем? – повторила Мэйсон с явным удовольствием. – Как это мило с вашей стороны. Я уверена, что вы меня многому могли бы научить. – При взгляде на могучий разворот плеч по телу ее пробежал холодок приятного предвкушения. – По части искусства, – добавила она, мысленно одернув себя.
– Замечательно. Тогда мы прямо отсюда и начнем. Идет? – Гаррет остановился перед витриной, в которой была выставлена картина в помпезной раме. – Это галерея Онфрей, одна из самых преуспевающих в Париже. – Скажите мне, что вы здесь видите?
Мэйсон заставила себя переключить внимание со своего собеседника на картины в витрине. Что могла бы сказать Эми Колдуэлл, ничего не понимающая в искусстве, об этих картинах?