Я удивлена. С чего бы это она?
– Нона, я в порядке. – Я целую ее в макушку. – Спасибо, что печешься обо мне.
– Просто постарайся, чтобы мишура не затуманивала твой взор, Грэйси, дорогая. –
Она сжимает мою руку. – Вся эта пышность и блеск.
– Не волнуйся за меня, со мной все будет хорошо.
– Я знаю, – мягко улыбается она.
Я иду к дверям, чтобы присоединиться к Сент-Клэру, но не могу перестать думать о
словах Ноны: вдруг это окажется правдой? Повлияет ли вся эта роскошь на правильность
принятых мной решений? Или, что еще более тревожно: не повлияла ли уже?
13
N.A.G. – Переводы книг
Глава 3
Когда мы приезжаем на гала-ужин, я не верю собственным глазам: к вестибюлю
нового современного крыла госпиталя ведет настоящая красная ковровая дорожка, вдоль
которой по обеим сторонам разместились фотографы, чтобы запечатлеть прибывающее
общество. Повсюду вспышки фотокамер и громкие выкрики репортеров, задающих
вопросы. Шагая под руку с Сент-Клэром, я чувствую себя знаменитостью.
– Посмотрите сюда, мистер Сент-Клэр!
– Чарльз, пару слов!
– Сент-Клэр!
Он спокойно ведет меня мимо, периодически останавливаясь, чтобы сказать о том,
какую огромную работу провели организаторы благотворительной акции и что новое
крыло поможет большому количеству людей.
– Ты так естественно общаешься с прессой, – произношу я, как только мы минуем
папарацци.
Он улыбается.
– Это часть моей работы, – пожимает плечами он. – Но, сказать по правде, нелюбимая.
Все это внимание – неотъемлемая часть этой деятельности, так же как и игра на публику.
Я опешила, но он, кажется, серьезен.
– Так какой ты настоящий? – поддразниваю я.
– Просто я, – Сент-Клэр одаривает меня тихой улыбкой и берет за руку. – Парень,
который приготовил тебе ужин в Напе, который только что провел прекрасный вечер с
твоей семьей.
Я улыбаюсь.
– Это замечательный парень, – говорю я, задаваясь вопросом, к чему этот
неожиданный всплеск аутентичности.
Он улыбается в ответ.
– Не забывай об этом, – произносит он.
В здании огромный вестибюль превратили в зону приема гостей: бар расположен в
одном конце выложенного мрамором помещения, повсюду развешаны произведения
искусства, переданные в качестве пожертвований. Сент-Клэра тут же окружают. Он
представляет меня различным удивительным людям со словами: «Это мой арт-
консультант, Грэйс Беннет», – и я чувствую себя Золушкой на балу. Это волшебно.
Наконец Сент-Клэр произносит:
– Давай пройдемся, посмотрим на полотна и попрощаемся с теми, что я пожертвовал.
Я смеюсь, но потом понимаю, что он говорит серьезно.
– Но они же просто лежали в твоем хранилище.
Сент-Клэр подхватывает два фужера шампанского с ближайшего подноса и
протягивает один мне.
– Вот поэтому я отдаю их для лучшей жизни. Но все же хочу напоследок взглянуть.
Мы прогуливаемся по периметру зала, направляясь к той его части, где вывешены
донации Сент-Клэра. Перед тремя полотнами – над которыми я долго мучилась, прежде
чем в итоге остановить на них свой выбор – собралась небольшая толпа: дикие и
безумные брызги Поллока, абстрактность Пикассо и работа многообещающего
художника по фамилии О'Брайен, который использует неоновые цвета и крупные
размашистые формы.
Люди перешептываются, а картины окружает такая энергия, что я начинаю
нервничать. Работы, которые я выбрала, не подходят к остальным полотнам,
выставленным здесь. Другие холсты скучные и традиционные: акварели, пейзажи, много
изображений цветов и деликатной работы кистью. Типичные вещи, которые вы видите в
приемной врача – и именно из-за этого я пошла другим путем. Но теперь передумала.
Если эти картины не соответствуют, то выставляют Сент-Клэра в дурном свете.
– Думаешь, с ними что-то не так? – спрашиваю я нервозно, напрягаясь по мере того,
как мы подходим ближе. Прежде чем Сент-Клэру удается ответить, кто-то замечает его и
начинает аплодировать. Постепенно люди из толпы присоединяются к овациям, в итоге
десятки человек рукоплещут нам и расходятся, давая возможность подойти к картинам.
– Похоже, что нет, – шепчет он мне.
Репортер из «Хрониклс» уже стоит наготове с диктофоном:
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
– Все очень впечатлены вашим пожертвованием, мистер Сент-Клэр.
Возгласы согласия и реплики типа «Восхитительный выбор, Сент-Клэр!» и «Это так
живо!» доносятся от нескольких десятков окружающих нас человек, заворожено
смотрящих на выбранные мной произведения искусства. Я обожаю эти картины, поэтому
меня не должно удивлять, что и другим они нравятся. Но все же я вздыхаю с облегчением
и признательностью.
– Речь! – выкрикивает кто-то, и толпа затихает.
– Да, пожалуйста, – говорит представитель «Хрониклс». – Можете сказать пару слов о
своем пожертвовании? Это, пожалуй, самая впечатляющая коллекция, которая будет
висеть в такого рода общественном здании. Вас не беспокоит вопрос безопасности?
Сент-Клэр прочищает горло и обращается к залу.
– Вообще-то, выбор представленных тут сегодня картин принадлежит блестящему уму
моего арт-консультанта Грэйс Беннет. Грэйс, пожалуйста. – Он делает жест, передавая
мне право выступить.
Что? В голове не остается ни единой мысли. Я пробегаю глазами по обращенным на
меня в ожидании лицам и не знаю, что сказать.
– Эм, – мычу я, начиная потеть. Сент-Клэр едва заметно кивает мне, ободряя. – Что ж,
моя мама болела несколько лет назад, – медленно начинаю я, говоря от сердца, – поэтому
я много времени проводила в больницах – в комнатах ожидания, сидя на креслах в
коридорах, в больничных палатах – и произведения искусства всегда были такими
безжизненными. Я понимаю, предполагалось, что они должны успокаивать, но вместо
этого навевали мысли о безысходности. Я всегда думала, что в больницах должно быть
больше ярких красок, больше движения в искусстве, чтобы поднимать людям настроение,
– продолжаю я и внезапно понимаю, что не могу остановить поток слетающих с моих губ
слов. – Чтобы, когда сталкиваешься с самыми сложными мгновениями, служить
напоминанием о красоте окружающего мира. Знаю, что в то время мне бы понравилось,
если бы на стенах больницы я увидела такие вот картины. Надеюсь, и другие чувствуют то
же самое.
Раздаются аплодисменты, несколько человек кивают с пониманием, и Сент-Клэр
кладет руку мне на плечо.
– Отлично сказано, – тихо произносит он. По его глазам я понимаю, что он говорит
серьезно. – Именно поэтому я и нанял тебя, знаешь ли, – продолжает он, когда толпа
расходится. – Ты воспринимаешь искусство как нечто обогащающее повседневность, а не
просто как предмет, висящий на стене, и объект восхищения на расстоянии. Я тобой
горжусь.
От его слов я слегка краснею. Если бы мои ноги так сильно не болели от высоких
каблуков, я бы почувствовала себя на седьмом небе. Я не подвела его на первом задании –
и, возможно, разнообразила жизнь людям, которые будут пользоваться этим крылом
госпиталя. Это восхитительное чувство, и я знаю, что мама бы мной гордилась.
– Грэйс!
Я замираю, узнав этот голос. За секунду румянец сменяет бледность. Лидия Форбс, мой
бывший босс из ада, приближается в сопровождении высокомерной стажерки
«Кэррингерс» – Челси.
– Здравствуйте, Лидия, – говорю я вежливо. – Как вы?
– Я хорошо, но вы двое выглядите восхитительно! Мне безумно понравился твой
выбор картин, Грэйс, – восхищается она.
Что?