— Я слишком мал ростом, чтобы кланяться, — мягко пояснил коротышка, глядя герцогу прямо в глаза. — С моим ростом голову нужно держать высоко, не то ведь и впрямь не заметят.
Вот это сказал!
Слуги за соседним столиком замерли от ужаса, а герцог расхохотался.
— С таким-то норовом тебя всякий приметит, — отсмеявшись, заметил он.
— Это утешает, — спокойно кивнул коротышка.
— Вот только выжить с таким норовом трудновато, — добавил герцог.
«И почему у меня не выходит разгневаться на этого нахального недомерка?»
— А мне выживать не надо, Ваша Светлость, — ответил коротышка. — Это вам надо, вы за многих людей отвечаете, а я — сам по себе, мне достаточно просто жить.
«Да ты хоть понимаешь, что ты сейчас сказал, маленький мерзавец? Вижу, что понимаешь. Как же ты посмел-то, а? А ведь посмел. И не боишься. Ни капельки не боишься. И почему я стерплю это от тебя? А ведь стерплю. И еще послушаю. Не каждый день такое услышишь».
Герцог поглядел на своего собеседника с новым оттенком уважения.
— Далеко не каждый способен понять такие вещи, — промолвил он. — Так ты, значит, умен. Умен и дерзок, иначе не посмел бы намекать на то, на что ты намекаешь. Ты, значит, свободен и одинок, тебе не нужно ни за кого отвечать, и поступаться собственной честью тоже не нужно. А я, герцог, отвечаю за многих, и значит, неизбежно вынужден это делать. Моя честь запятнана, так? Мне приходилось гнуть шею перед обстоятельствами, молчать, когда требовалось сказать правду, улыбаться, когда нужно было ответить ударом на удар. Ты даже не сомневаешься в своем обвинительном приговоре. Не сомневаешься, хоть и не знаешь меня…
— Вы живы… — обронил коротышка.
— Верно, — кивнул герцог. — Я жив. Обвинению этого достаточно. Что ж, бесстрашный карлик, ты прав. Я признаю твой приговор. Прошу лишь учесть одно маленькое смягчающее обстоятельство: я выживал для того, чтоб раньше или позже появились те, кто будет просто жить.
— Я бы никогда не сел за один стол с мерзавцем, — заявил дерзкий коротышка.
Слуги давно уже молчали, как воды в рот набравши, теперь они делали вид, что их не существует в природе.
— Ну спасибо на добром слове, — ухмыльнулся герцог. — Быть может, ты пьян?
— Я недостаточно богат для этого, — сказал коротышка.
— А чтоб оскорблять герцога, выходит, достаточно? — потешался герцог.
— Так ведь честь — бросовый товар, ее кто угодно поднять может, — не остался в долгу коротышка. — Каждый достаточно богат, чтоб купить ее, вот только не каждому она по плечу. Да и налоги на нее ужас какие, купить не шутка, да вот потом жутко. Не каждому по нраву.
— Так вот оно в чем дело, — понимающе покивал герцог. — Налоги. А я-то, старый дурак, и не понял…
Ему было… странно. Наглый карлик нес жуткие дерзости, его бы за ноги повесить за такие речи, а он, герцог, сидит и вот так вот запросто болтает с этим хамом, выслушивает его оскорбления, да еще и удовольствие от этого получает.
— Тебе с такими речами шутом работать нужно. Самое для тебя ремесло, — сказал герцог.
— Ага. И рост у меня подходящий, — ухмыльнулся коротышка.
— Ты можешь стать и еще короче, — сказал герцог. — Уж тогда-то тебя точно от земли не видать будет.
— Вряд ли тогда это будет меня интересовать, — отмахнулся коротышка.
— Шутов, по крайности, не казнят, — заметил герцог. — А то с таким языком твоей голове недолго красоваться на твоих плечах.
— Пока вроде при мне, — коротышка потешным жестом ухватился за голову, словно проверяя, на месте ли она.
— Не иначе что чудом господним, — сказал герцог.
— Неустанно воздаю Ему хвалу, — подхватил коротышка.
— Ты б Его лучше не гневил понапрасну.
— Не могу не гневить. Не выходит. Таким уродился.
— Слушай, а может, ты ко мне шутом пойдешь?
— С чего бы это?
— Ну… я дам слово не рубить тебе голову… — предложил герцог. — Даже если ты будешь на мою собственную ежедневно выливать ведро помоев.
— Да на кой я вам сдался? — досадливо спросил коротышка.
— Хочу поучиться жить, — ответил герцог. — Все время выживать, говорят, вредно для здоровья.
Карлик вздохнул. В его глазах колыхнулась глухая затаенная боль. И тоска. Так много тоски. Весь мир можно отравить этой тоской.
«Спокойно, парень. Не ты один носишь в себе такое. Однако много же в тебе этого, бедняга!»
Еще миг, и коротышка овладел собой. На лицо вернулась прежняя нагловатая ухмылка. И глаза стали прежними: умными, цепкими и… закрытыми. Захлопнулась в них какая-то дверка, за которой колыхался этот бездонный колодец боли. Дерзкий веселый наглец вновь занял свое место за столом напротив герцога.
«А ведь это и в самом деле его место, — подумалось герцогу. — Его по праву, хоть у него и права-то такого нет да и откуда бы ему взяться?»
А вот не чувствует его светлость герцог Олдвик ничего неправильного в том, что напротив него сидит этот парень. Не чувствует, и все тут.
— Я был бы рад, — виновато промолвил коротышка и замолчал.
Герцог ощутил новый прилив удивления.
«Что я такого сказал? Смотрит он прежним наглецом, но говорит так, будто в чем-то провинился передо мной. Да уж, этот парень сплошная загадка!»
— Я был бы рад принять ваше предложение, ваша светлость, — сказал коротышка. — Я почел бы… за честь. Но… у меня есть… долг, наверное. Я должен ехать в Марлецию. Поступить в университет. Пока я жив, я не могу к этому не стремиться.
— А почему ты решил стать студентом? — спросил герцог.
— Потому что моя мать умерла, рожая меня… — сказал коротышка и замолчал. Где-то за закрытой дверью грохотал и ревел неизбывный океан горя, хрипел нескончаемый ураган страдания, но у герцога не было ключа от этой двери. Может, и не будет никогда. Такие, как этот парень, ключей не выдают никому. И что тут скажешь?
Коротышка молчал, уставясь в свою миску. Молчал и герцог. А что тут скажешь? И рад бы утешить несчастного, да тот не примет ничьих утешений. Такие все делают для себя сами. Абсолютно все. Ничьей помощи они не примут, даже если нуждаются в ней безмерно. Даже если умрут без нее. Им и вправду проще умереть. Помощь таким оказывают, предварительно оглушив их здоровенной дубиной, связав и заткнув рот. И никак иначе.
— Женщины не должны умирать родами, — сказал коротышка.
— Не должны, — повторил герцог, думая о своей жене. Он и сам не мог бы сказать, о которой, — о той, что умерла родами, не дождавшись мужа с войны, или о совсем еще юной девочке, на которой герцог женился так недавно. В этот миг они слились для него воедино, и это было страшно.
— Вот я и решил выучиться на врача, чтобы найти способ предотвратить это, — сказал коротышка.
— Но разве может быть такой способ? — спросил герцог. — Врач может облегчить страдания, помочь роженице, но… все равно ведь остальное в руках божьих, разве нет?
— Способ был, — упрямо мотнул головой коротышка. — Я знаю, что был. Просто его забыли. А я вспомню.
— Вспомнишь?
— Найду.
— Глупо было предлагать тебе колпак с бубенцами, — вздохнул герцог. — Прости.
— Почему же? Вовсе не глупо, — улыбнулся коротышка. — Просто несвоевременно. Кто знает, может, я еще и постучу в ворота вашего замка. Должность шута с обязанностями врача вполне совместима. Такой шустрый парень шутя справится с обеими, вы не находите, ваша светлость?