«Slut» и «sluttish» («неряха», «неряшливая») тоже употреблялись в этом контексте в качестве альтернативы «slovenly» («неопрятная»). Слово «slut» тогда могло означать и сейчас как «женщину с пониженной сексуальной моралью», так и «женщину, которая не следит за порядком в доме». В теории вы даже могли обозвать кого-то «slutty slut», использовав оба смысла слова.
Заболевания, передаваемые половым путем, служили плодородной почвой для особенно злобных оскорблений. Эффективного лечения этих болезней не существовало, а прогноз для больных был крайне неблагоприятным: годы отвратительных симптомов, в том числе нередко сумасшествия, и в конце концов – смерть. Медицина того времени еще не разделяла разные инфекционные заболевания, загоняя их под одно общее название «pox» («сыпь»), говорившее о присутствии гнойников; окончательно терминология запутывалась тем, что под «сыпью» также понимались оспа (smallpox) и ветрянка (chickenpox).
Некоторые симптомы, впрочем, в глазах общества считались неопровержимыми доказательствами венерического заболевания. Одним из симптомов, что неудивительно, считалась сыпь, язвы и гнойники в области гениталий (для описания состояния часто применялся термин «burnt» – «обожженный»), другим – отсутствие лобковых волос. Никто в Великобритании времен эпохи Возрождения не решился бы на голливудскую восковую эпиляцию: если у вас в промежности нет волос, значит, вы больны. Пышные лобковые волосы служили гарантией сексуальной чистоты и здоровья.
В основу оскорблений ложились именно эти два главных симптома ЗППП. «Pocky whore» («гнойная шлюха») и «burnt-arsed whore» («шлюха с горелой жопой») были весьма грубыми и действенными ругательствами. «She has no thatch on her house» («У нее крыша не крыта соломой») – более осторожное выражение, но означало оно то же самое. Самого по себе слова «шлюха» было достаточно для женщины, уличенной во внебрачных отношениях, но вот «шлюха с горелой жопой» – это уже неисправимая, падшая женщина, которая спит с разными неприятными личностями и распространяет вокруг себя смерть и отчаяние. Фейт Вильсон из Бери-Сент-Эдмундс в 1619 году высказалась особенно жестко: «Pull up your muffler higher and hide your pocky face, and go home and scrape your mangy arse» («Натяни муфту повыше и спрячь оспины на лице, а потом иди домой и скобли свою шелудивую жопу»).
Сравнение женщин с разными животными вдохновляло на творчество в области оскорблений, особенно если вы не ограничивались «bitch» («сукой») или «salted bitch» («просоленной сукой»). «Сукой», конечно, обзываются и сейчас, но в современном контексте это слово говорит скорее о мстительном поведении, чем о том, что вы ведете себя как собака. В XVI–XVII веках считалось, что животные находятся на куда более низкой ступени божественной иерархии, чем человек. Бог даровал души только людям и, как считалось, сотворил всех животных для того, чтобы они удовлетворяли конкретные потребности человека. Сравнение людей с животными было намного унизительнее, чем с нашей точки зрения. Назвав кого-то сукой или даже обезьяной (вспомните «jackanapes»), вы лишали человека всяческого достоинства, а также прав и привилегий как человеческого существа в отношении не только других людей, но и Бога.
«Просоленная сука» – это сука во время течки, вдвойне оскорбительная для женщины фраза, ибо вызывает в голове образ пыхтящего, возбужденного существа, которое носится по улицам без всякого самоконтроля или самоуважения. Несдержанные сексуальные аппетиты прятались в подтексте многих «звериных» оскорблений. «She had more bulls following her than her cows had» («За ней ходит больше быков, чем за ее коровами») – один из жестоких комментариев на эту тему; вариантов было немало, причем фигурировали в них не только быки, но и петухи. «Dung bellied drunken sow» («Пьяная свинья с брюхом в навозе») – довольно необычное анималистическое оскорбление, в котором отсутствуют какие-либо прямые сексуальные отсылки, но образ жирной пьяной свиньи, ворочающейся в собственных нечистотах, явно не лестен и сам по себе.
Сексуальные оскорбления можно было адресовать и мужчинам, но с несколько другого ракурса. Мужчину можно было оскорбить, говоря о распущенности не его собственной, а его супруги. Мужчина не должен был быть волокитой – хорошие мужчины столь же целомудренны, как и хорошие женщины, – но репутация мужчины намного меньше страдала от обвинений во внебрачном сексе, чем репутация женщины. В языке оскорблений явно заметна нехватка слов, описывающих мужскую сексуальную несдержанность, зато присутствуют слова, описывающие мужчин, чьи женщины ходят налево: «cuckold» («рогоносец») и «wittol». Рогоносец слаб и сексуально неполноценен, лишь бледная тень настоящего мужчины. Жена изменяет ему, потому что он не может ни удовлетворить ее, ни проявить полноту своей мужской власти. Любой, кто называл женщину шлюхой, автоматически называл ее мужа рогоносцем, даже если и не говорил об этом вслух. Верно, конечно, было и обратное: «thy husband’s a cuckold» («твой муж – рогоносец») служило еще одним вариантом «шлюхи».