Лучше вино.
Лучше, чем коньяк?
Что?
Шутка! Я говорю: может лучше коньяк, а потом вино, а потом — водка? Может, в таком порядке? Надо же когда-нибудь двум приличным выпускникам Кембриджа расслабиться! Ты ведь не торопишься? Все равно уже поздно — имеем право. Тем более, что завтра воскресенье. Сходим утром искупаться на речку. Давай, Дастин, ну же! Если ты меня боишься, то у тебя отдельная комната для гостей. Ну, давай! Не развалится же ночью без тебя твое посольство, тем более, что все короли, включая английского, по ночам спят. А мы будем пить и смотреть, как справится этот психованный Генрих с тремя красотками!
Уговорил. Помочь тебе?
В чем? В наливании этого пойла в стаканы? Давай через раз: один раз ты наливаешь, один раз я и так до момента, пока один из нас наливать не сможет! Вот он и проиграет и выполнит первое желание другого, если оно к тому моменту конечно еще будет. Идет?..
...Джаз мягко разрезал ночной воздух через открытые двери веранды. В саду потрескивал костер, на котором жарились небольшие кусочки свинины на ребрышках. Йоганн поливал их белым вином, а еще выдавливал на мясо томаты и лимон.
Что у тебя с Лаурой? — Они тихо разговаривали. Хотелось тихо разговаривать. Тишине не мешал даже джаз, который играл сейчас какую-то лирическую пьесу. — Что-нибудь серьезное?
Да нет. Просто так. Давай не будем об этом. — Дастин совсем не хотел говорить на эту тему.
Ну и хорошо. Она, конечно, красивая, но, по-моему, не в себе.
То есть?
Ну, чокнутая какая-то. И служанка ее — эта, как ее?
Эльза.
Вот-вот. Похожа на разбойника.
Дастин опять отчетливо вспомнил тот вечер у Лауры — точно, они его просто трахнули обе и все! Развлеклись, как две стервы. В глазах изображение слегка сдвинулось — Дастин чуть-чуть тряхнул головой — все поправилось.
Эй, там, на мостике! Как насчет добавить еще по одной? — Голос Йоганна доносился откуда-то сбоку. Дастин перенаправил фокус и попытался улыбнуться.
А мне, кажется, хватит.
И мне, кажется, хватит еще по одной, а то и по две, а то и по три. К черту трезвые мысли! Или мы не кембриджские орлы? Давай стакан, мой милый Дастин! Давай нальем и выпьем на брудершафт за нас, за наших несостоявшихся детей, за тех, кого мы еще не полюбили и за тех, кого, слава Богу, уже разлюбили! Выпьем стоя! — Йоганн поднес два больших стакана с чем-то красным и ужасно мутным.
Что это?
Это — кровь Богов! До дна! На дне — истина, а может и нет, кто его знает. Вот допьем и узнаем.
Они выпили и Йоганн притянул к себе голову Дастина. В голове у Макдауэла совсем было пусто, но не настолько, чтобы не понять, что поцелуй Бойзена был не совсем традиционным. И достаточно пусто, чтобы не отойти и ответить.
Ты очень красив, мой юный английский друг. Ты настолько красив, что мне хочется немедленно написать твой портрет. Пойдем в комнату и прихватим с собой мясо. Ты, как древнегреческий Бог, будешь лежать обнаженным на коврах и есть руками мясо, а я тебя буду рисовать. Я даже напишу капли жира, которые текут по твоим рукам. А ты мне за работу дашь немного мяса и вина. Смотри, Дастин, на эту луну. Она прекрасна!
Они, обнявшись за плечи, перешли через веранду в комнату. Йоганн посмотрел на часы и вспомнил об этом смазливом Мигеле. «А, ну и пусть себе страдает в одиночестве. Я на работе. Мне нравится эта работа! Гитлеру — ура!» ...Утром, когда Дастин еще спал, доктор Бойзен сидел на веранде. Что-то вчера такое произошло, что слегка выбило его из колеи. Йоганн не думал, что его еще что-то может сильно зацепить. Дастин был так ласков и искренен ночью, а сейчас спал, как ребенок. Бойзен налил себе холодного апельсинового сока: «Только не сделай глупости, доктор! Это минутная слабость и ты здорово можешь за нее поплатиться, если будешь считать ее чем-то серьезным!» Разум говорил одно, а на душе было неуютно. «Его же можно еще длительное время использовать! — Говорила Душа. — Зачем с ним расставаться? Тебе ведь было с ним лучше, чем с Мигелем? Оставь его себе. Он же никому ничего не расскажет, потому что ничего так и не понял!» Но Разум спорил с яростью: «А если он узнает про Лауру и в нем взыграют отцовские чувства, или он пойдет к Кьюзу, или Кьюз придет к тебе? А что если Кьюз придет к тебе или сообщит о том, как ты пользуешься служебным домом и трахаешься в нем с английским дипломатом, который скоро будет предан в Англии суду за шпионаж в пользу Германии. Что тогда? Сожрут тебя валькирии?» К черту! Но, что же делать? Кажется, он влюбился? Смотри, доктор, это не лечится! Вот так, впервые за свою жизнь, Йоганн Бойзен не знал, как поступить. А решать надо сейчас, потому что сегодня в полдень он должен позвонить Кьюзу и сообщить, что запись на диктофоне сделано четко и качественно. Эта запись в понедельник в семь утра ляжет на стол Канарису и через час руководитель абвера доложит Гитлеру о том, что Англия, Франция и Италия не будут ничего предпринимать и что операция «Зимние каникулы» может начинаться. Девятнадцать батальонов вермахта и тринадцать батарей войдут в Рейнланд и никто ничего не сделает, чтобы их остановить. Это будет позже и Бойзена уже не будет касаться, но вторая часть намеченного плана по выявлению английского шпиона разведкой МИ-5 должна произойти сразу, как только из канцелярии Гитлера произойдет организованная утечка и английские дипломаты узнают, как была сделана запись тайного секретного разговора на закрытом совещании у посла Англии. Кьюз разоблачит германского агента, ударит по послу, с его добрыми чувствами к Макдауэлу, и сообщит в Лондон, что дезинформация прошла успешно. Что сделает английское правительство потом, не имеет никакого значения, потому что Гитлера все равно уже не остановить. Бойзен получит пост в абвере и начнет активно работать на англичан, потому что понимает, что Гитлер не вечен. А потом? Что же потом? Ах, да, Лаура! Так ведь с ней все еще проще. Жена еврея! Какие тут могут быть вопросы? Кажется, проснулся Дастин. Ну, что же, пойдем купаться. В конце концов, и он, и Бойзен с удовольствием провели время, хотя немного шумит голова. Но, это не беда. Как она начнет шуметь скоро у Дастина Макдауэла — помилуй нас Господи! Доктор Бойзен надеется об этих ощущениях никогда не узнать.