Как видите, Валери не может удержаться от неприятной нотки: возвышенная характеристика «последнее великое имя в истории европейской мысли» не сглаживает жесткости предыдущей оценки – фразы, где Бергсон любезно отсылается в «прошлый век». Зная любовь Валери к чтению и книгам, опасаешься, что он отправил этого философа в прошлый век и причислил его философские идеи к устаревшим просто ради того, чтобы не утруждать себя изучением его трудов…
В подобной критике без автора и текста нет ничего абсурдного. Валери обосновывает ее собственной аргументированной теорией литературы, и одно из главных положений этой теории таково: не только автором заниматься не нужно, но и самим произведением тоже не стоит.
То, что Валери не нужно произведение, о котором он пишет, вероятно, связано с его видением литературы в целом – вслед за Аристотелем и другими он называет его «поэтикой». На самом деле Валери стремится прежде всего выявить основные законы литературы. Поэтому и польза от каждого отдельного текста представляется ему сомнительной: текст этот, конечно, может служить единичным примером в формировании его поэтики, но в то же время отдельный текст – это предмет, от которого нужно дистанцироваться, чтобы перед тобой открылась общая панорама.
Можно согласиться с Уильямом Марксом, который пишет, что Валери интересует не произведение в целом, а только его «идея»:
«Университетские критики старались собрать как можно больше материалов и считали крайне важными для своей работы внелитературные источники (такие, как переписка, личные бумаги и т. п.), а последователи Валери, наоборот, стремятся максимально сузить объект исследования, так что в их поле зрения попадает лишь само произведение, и даже не все произведение, а только его идея».
Уловить именно «не все произведение, а только его идею» более вероятно, если не подходить к нему слишком близко, потому что тогда можно потеряться в его своеобразии. Получается, что идеальная ситуация – это когда критик закрывает глаза на само произведение и размышляет о том, что бы оно могло в себе содержать, так у него больше всего шансов уловить именно то, что его интересует, что выходит за рамки одной книги и характеризует не ее саму, а ее общие черты с другими. И следовательно, всякое слишком внимательное чтение, если не вообще всякое чтение, – это препятствие, мешающее глубинному постижению объекта критики.
С помощью такой «поэтики дистанцирования» Валери дает теоретическое обоснование одному из самых привычных для каждого способов общения с книгой – пролистыванию. Ведь, прямо скажем, редко случается, что мы прочитываем книгу от корки до корки, если такое вообще возможно. По большей части мы поступаем с книгами именно так, как Валери с Прустом, – мы их пролистываем.
Однако пролистывание тоже может предполагать как минимум два разных действия. В первом случае книга пролистывается по порядку. Читатель начинает знакомиться с текстом с начала, потом перескакивает через несколько строк или страниц и продвигается таким образом к концу книги, иногда добираясь до него, иногда – нет. Во втором случае чтение происходит нелинейно: читатель не листает по порядку, а прогуливается по книге, как ему заблагорассудится, например начиная с конца. Второй способ ничем не хуже первого. Многие читают именно так, и такой способ знакомства с книгой никак не предопределяет впечатление читателя и не портит его.
Но распространенность этого метода изрядно подрывает привычную систему понятий «прочел – не прочел», да и саму идею чтения. В какую категорию поместить тех читателей, кто взаимодействовал с книгой достаточно долго, может быть, многие часы, но не прочел ее от корки до корки? Подобный вопрос можно задать и о тех, кто, сродни библиотекарю у Музиля, озирает книги на расстоянии, – кто же будет лучшим читателем: тот, кто вчитывается в глубь одного произведения, но не может расположить его в общей картине, или тот, кто не внедряется ни в одно, зато имеет представление обо всех?
Как видите, ситуация ничуть не упростилась: трудно точно определить, что означает понятие «не читал» и, следовательно, что значит «читал». Похоже, что чаще всего, во всяком случае с книгами, которые сопровождают нас внутри нашей привычной культуры, мы находимся в промежуточном положении между первым и вторым, и на самом деле трудно сказать про большинство книг, читали мы их или нет.