— Как вы думаете, что важнее, — спросил Жан-Поль, — вкус блюда или способ его подачи?
Был конец дня. Мы вновь собрались вокруг стола для разделки мяса и озадаченно смотрели на него. Когда его палец указал на меня, мне захотелось спрятаться за стоящим поблизости холодильником.
— Что вы думаете?
Я вспомнила одно из высказываний своей мамочки: «Ты можешь заработать на жизнь, демонстрируя свое обнаженное тело, но многого тебе не дадут, пока ты сама не заставишь их прийти к тебе».
— Вкус?
Жан-Поль взглянул на меня, как на прокисшие сливки:
— Это почему же?
— Потому что надо готовить еду так, чтобы людям она понравилась.
Руку подняла Тара, и он спросил ее.
— То, как подается еда, — сказала она.
— И почему же, мисс Гласс, так важна презентабельность?
— Потому, — ответила Тара, — что сперва блюдо оценивают глазами. — И кокетливо улыбнулась Тому Карпентеру.
— Правильно! Сперва — видишь, а потом уже — пробуешь! Первое впечатление — самое важное. — Он снова обратился ко мне: — И кто, скажите мне, станет есть вашу еду, если она отвратительно выглядит?
Я хотела ответить, что никто не станет есть твою еду, если она паршивая на вкус. Но я уже поняла, что Жан-Поль всегда прав, потому что в четырнадцать лет он уже учился готовить в отеле «Монте-Карло», в то время, как мы зря просиживали штаны в школе. Когда я уходила из кухни, Жан-Поль бросил мне в след, что мое призвание мыть полы или, в лучшем случае, посуду в каком-нибудь второсортном заведении.
Я стояла в холле, переваривая его слова.
— То, что он сейчас сделал, — послышатся позади меня мужской голос, — было несправедливо.
Я обернулась. Это оказачся не Том Карпентер, а парень, чем-то похожий на Пиллсбери Добойя. Светловолосый, статный, щеки с ямочками.
— Разве он задал не риторический вопрос? — спросила я.
— Да, обе вещи очень важны. Нельзя выбрать что-то одно.
— И не важно, что я бы ответила. Это все равно оказалось бы неправильным.
— Он просто хотел выставить ее во всей красе.
— Или меня во всем безобразии.
— Он же о тебе ничего не знает, правда?
— Нет. Но уже может все обо мне сказать.
— Что?
— Я — неудачница. Обречена на провал!
— О боже! — Он взял меня за руки. — Я тоже это чувствую. Жан-Поль — опасный человек.
— Ты тоже так считаешь?
— Я просто в панике!
Том Карпентер проходил мимо. Увидев нас, он улыбнулся и опустил глаза. Мы с Добойем провожали его взглядами, пока Том не скрылся в раздевалке.
— Я бы остался и поболтал с тобой, — сказал Добой, — но не хочу пропустить шоу.
— Несправедливо, что раздевалки раздельные.
— Как тебя зовут?
— Джинджер.
— Джинджер? Как одну из «Спайс Герлз». Мне это нравится.
— А тебя как?
— Ральф. Ну, я пойду, иначе пропущу все веселье.
Глава четвертая
Отца я всегда побаивалась. Красивый мужчина. Высокий. Широкоплечий. Коротко стриженные черные волосы, очень модный. Любил дорогую одежду. Дорогие рестораны. Мне было страшно.
Симпатичный мужчина да еще и с деньгами мог получить в этой жизни практически все. Конечно, он не заслуживал такого отношения. Ему нужна была душевная теплота. Но мне трудно было себя перебороть. Рядом с ним я держалась пай-девочкой. Вежливая. Мечтающая об отцовской похвале. Готовая растаять от малейшего внимания с его стороны, вроде вопроса «как дела?». И мне было не важно, станет ли он слушать, что я отвечу. И не важно, будут ли еще вопросы. Мне было достаточно единственного взгляда в мою сторону. Я знала, что не стоило рассказывать ему о своих чувствах. Он хотел думать, что у меня все отлично, и я позволяла ему так думать. Так что истинной подоплекой этого вопроса являлось подтверждение того, что у меня нет к нему никаких требований. И все-таки, он этот вопрос задавал.
Мой отец не был особенно разговорчив. Но считал себя экспертом во всех делах. Вино, еда, кино, театр, литература. Его звали Бэн, но давным-давно Коко дала ему кличку Шериф.
Мы сидели за столиком в дорогом ресторане в нескольких кварталах от его таунхауса в Верхнем Ист-Сайде. И я чувствовала себя счастливой. Блюда были из французской, итальянской и средиземноморской кухни. Мы обсуждали фрески на стенах и огромную духовку для пиццы, выложенную мозаикой. Вокруг было очень оживленно, казалось, все отлично проводили время.
Моя сводная сестра Эмма не была приглашена, поскольку это было «лично мое время». А она жила с отцом всю свою жизнь. Какая-то часть меня хотела, чтобы она была с нами, чтобы хоть как-то поддержать разговор. Его вторая жена Ли умела поддержать беседу, но и ее тут не было.