Сначала Флетчер облил собеседника презрением, но позже оценил предложение и согласился продолжать исследования вместе. Яффе пообещал, что на этот раз Флетчеру не придется работать в душной академической атмосфере, где постоянно требуют конкретных результатов во имя сохранения финансирования. Теперь гениальный наркоман сможет заниматься своей наукой в надежно укрытом от посторонних глаз месте. А когда нунций будет получен и его чудесная сила репродуцирована, Флетчер вернется из небытия и заткнет рот всем тем, кто его поносил. Ни один одержимый на свете не устоял перед подобным предложением.
Одиннадцать месяцев спустя Ричард Уэсли Флетчер стоял на берегу Тихого океана, на гранитном мысе в Байе, и проклинал себя за то, что поддался искушению. Позади возвышалось здание миссии Санта-Катрина, где он проработал большую часть года. Великое деяние (как выражался Яффе) было практически завершено. Нунций стал реальностью. Для работы, которую большинство людей назвали бы безбожной, не нашлось лучшего места, чем заброшенная иезуитская миссия. Впрочем, эта затея с самого начала представляла из себя длинную цепь парадоксов.
Во-первых, связь ученого с Яффе. Во-вторых, смешение научных дисциплин, благодаря чему стало возможным Великое деяние. И, в-третьих — сейчас, в момент собственного триумфа, Флетчер был почти готов своими руками уничтожить нунций, пока тот не попал в руки человека, заплатившего за его создание.
Процесс уничтожения подобен процессу создания — он требует систематичности и одержимости, он столь же болезненный. Флетчер слишком хорошо знал двойственную веществ, чтобы поверить, будто нечто может быть уничтожено полностью. То, что уже открыто, не способно вернуться в небытие. Флетчер надеялся лишь на то, что повторить его эксперимент не так-то просто. Они с Раулем добились очень серьезных результатов. Теперь он и мальчик (ему все еще нелегко думать о Рауле как о мальчике) должны, как воры, уничтожить все следы. Сжечь лабораторные записи и разбить оборудование, чтобы нунций исчез, будто его и не было. Потом он позовет мальчика, который сейчас следил за кострами перед зданием, отведет его на край скалы, они возьмутся за руки и вместе бросятся вниз. Прилив смоет их кровь и унесет тела в океан. Огонь и вода завершат работу.
Конечно, не исключено, что в будущем кто-нибудь снова попытается получить нунций; но нынешняя комбинация обстоятельств и дисциплин, сделавшая открытие возможным, была слишком специфической. Во имя спасения человечества Флетчер надеялся, что это повторится очень не скоро. Без соединения странных, интуитивных оккультных знаний Яффе и научного метода Флетчера чуда не случилось бы, а так ли уж часто люди науки («приспешники», как их называл Яффе) садятся за один стол с магами? Нет, и слава богу, что нет. Слишком это опасно. Оккультисты, чьи коды разгадал Яффе, знали о природе вещей намного больше, чем Флетчер. Когда на языке метафор они говорили о Сосуде перерождения и Золотом потомстве, они стремились к тому же, чему он посвятил свою жизнь. Они хотели дать искусственный толчок эволюции и позволить человеку вознестись над самим собой. «Obscurum per obscurius, ignotum per ignoti-us», — советовали они. Объясняй темное еще более темным, непонятное — еще более непонятным. Они знали, о чем писали. То, что открыл Флетчер, лежало на границе между их знаниями и его наукой. Он получил вещество, способное (так думал он) донести сигнал до каждой, даже самой ничтожной клетки живого организма и заставить ее эволюционировать. Сначала он назвал это вещество «нунций» — посланник. Но теперь понял, что это неподходящее название. Препарат не был посланником бога, он был сам — бог. Со своей собственной жизнью, собственной энергией и целями. Его необходимо уничтожить, пока он не начал переписывать Книгу Бытия с Рэндольфом Яффе в качестве Адама.