Ищите незримого виновника. В другом рассказе Эдгара По – "Тайна Марии Роже" расследование преступления затрудняется тем, что убийца, чтобы навести полицию на ложный след, печатал вымышленные сведения в газетах. Известно, что рассказ этот написан по поводу действительного происшествия: Эдгар По разгадал прием убийцы и направил розыски против виновного. Но и менее блестящие люди могут сделать не хуже того, что сделал гениальный писатель. Зимой 1909 года в Петербурге разбиралось дело крестьянина Ивана Харитонова, обвинявшегося в убийстве крестьянина Жукова. В деле было четыре факта: 1) мать зарезанного Жукова запретила своему другому сыну разыскивать убийцу из опасения, чтобы не убили и его, 2) перед самым убийством убитый ранил ножом некоего Михаила Сатану, любовница которого указала на подсудимого Харитонова как на виновника; этот Сатана скрылся и остался неразысканным; 3) двое свидетелей давали указание на виновность третьего, по-видимому, вымышленного лица и 4) подсудимый признал себя виновным при первом допросе, но при дальнейшем производстве следствия отказался от своего признания. Эти факты противоречили один другому, и прямая улика – сознание – могла погубить подсудимого. Защитник, молодой человек, сумел найти скрытую связь между фактами. Он сказал присяжным: убийца – Михаил Сатана; подсудимый взял на себя вину, чтобы отвлечь подозрение от влиятельного товарища; свидетели знали это, но, как и мать убитого, боялись настоящего убийцы; а вместе с тем они знали, что полиция остановилась на ложном следу; Харитонов был арестован; чтобы спасти невинного, не выдавая виновного, они назвали третье, вымышленное и потому никому не опасное лицо.
Обсудите обстоятельства, благоприятствовавшие преступлению и затруднявшие его совершение.
* * *
5. Найдите для каждого факта то освещение и объяснение, которое наиболее выгодно для вас, для вашего противника. Цицерон учил: "Выслушав своего клиента, я вступаю с ним в спор от имени его противника; он возражает и, таким образом, высказывает мне все, что ему кажется полезным для дела; когда он ушел, я воплощаю в себе три лица: себя, своего противника и судью, всячески стараясь быть вполне беспристрастным". Это важно не для того, чтобы предугадать доводы противника, а чтобы проверить прочность своих.
* * *
6. Отделите более значительные факты дела, расположите их в последовательности по времени и, остановившись на каждом, посмотрите кругом, посмотрите назад, посмотрите вперед. Поставьте себя в положение подсудимого и взгляните вокруг него его глазами перед преступлением, в момент преступления, после него; сделайте то же по отношению к каждому из соучастников, к пострадавшим, к свидетелям, роль которых для вас не вполне понятна. Уясните себе вероятные поступки, встречи и переговоры преступника с жертвой или соучастников преступления между собой в разное время; обратите внимание на то, не переменились ли взаимные отношения их после преступления.
Отношение участников события к отдельным фактам в разные моменты имеет большое значение. В грубых обманах, например, в подлогах под предлогом учета дружеских векселей, в злоупотреблениях с денежными залогами, в обыкновенных мошенничествах и растратах обычным доводом защиты бывает утверждение, что потерпевший не был обманут, а добровольно соглашался на известные операции по небрежности или по расчету. Это доказывается тем, что подсудимый не мог бы решиться на столь грубый обман, а потерпевший не мог бы не заметить его. Но если перенестись к тому времени, когда обман еще не был обнаружен, доверчивость потерпевшего становится не только допустимой, правдоподобной, но и вероятной, а иногда и очевидной.
* * *
7. Меняйте предполагаемые условия места и времени.
Это может открыть вам то, что заинтересованные люди сумели скрыть от следователя. Действительность факта определяется его совпадением в пространстве и времени; причинная связь двух фактов, кроме того,– их последовательностью. В 12 часов 1 января 1909 г. я мог быть на любой улице Петербурга; но если в это время я был на углу Морской и Невского, то ни в каком другом месте быть не мог. Чтобы найти обман или ошибку в толковании фактов, может быть достаточно изменить одно из упомянутых условий или изменить последовательность событий. Ольга Штейн распространяла слух об открывшемся будто бы для нее миллионном наследстве во Франции; в подтверждение этого вымысла она составила подложную телеграмму на свое имя от имени консульства. Подлог был сделан так грубо, что бросался в глаза при первом взгляде; его нельзя было не заметить. Судившийся вместе с Ольгой Штейн бывший присяжный поверенный фон Д. обвинялся, между прочим, в покушении на мошенничество посредством этой телеграммы. Он доказывал свое добросовестное заблуждение тем, что, убедившись из разговоров с другими лицами в ее подложности и поняв обман, он немедленно заявил об этом одному из высших чиновников Министерства иностранных дел. На следствии было установлено, что он грозил своей соучастнице заявить о подлоге министру юстиции и в Министерство иностранных дел прежде разговора с людьми, убедившими его в подложности телеграммы. Таким образом, выяснилось, что он грозил доносом, потому что знал о подлоге, а не пошел с доносом вследствие того, что узнал о нем.
Доктор Корабевич не отрицал противозаконной операции, от которой умерла его пациентка; факт операции входил в его защиту; но он утверждал, что она была совершена другим врачом не у него в кабинете, а в убежище акушерки Гертнер.
* * *
8. Ищите противоречий в фактах, не согласных с вашим пониманием дела.
В деле Ольги Штейн было установлено, что фон Д. в продолжение нескольких месяцев носил у себя в кармане упомянутую выше подложную телеграмму и показывал ее разным лицам, выражая уверенность в том, что наследство действительно существовало; на суде он заявил, что считал телеграмму подлинной. Один из потерпевших, Зелинский, показал, что, когда в разговоре, происходившем у него на квартире, он указал фон Д. на явную несообразность уверений Ольги Штейн об этом наследстве, тот не поверил ему; когда же, после долгих рассуждений свидетеля, фон Д. понял наконец, что был обманут, он схватился за голову, стал рыдать, говорил, что лишается чести, и, потеряв сознание, упал на диван; чтобы вернуть ему силы, свидетель дал ему стакан кофе. Защитник фон Д. спросил Зелинского, не было ли все это комедией; свидетель с очевидной искренностью сказал: нет; это было действительное отчаяние и настоящий обморок. На другой день суд огласил показание неявившегося свидетеля – присяжного поверенного Бентковского. В этом показании значилось, что фон Д. приходил на квартиру Бентковского и показывал ему телеграмму о парижском наследстве; взглянув на нее, Бентковский сразу заметил, что текст ее написан по подчищенному месту; он сказал об этом своему посетителю; фон Д. "был страшно поражен, подбежал к окну… рассматривал телеграмму и, убедившись, по-видимому, в справедливости догадки о подлоге, опустился на кресло со словами: "Теперь я все понимаю; если бы вы знали, что я потерял! все пропало, все!" Сидя в кресле, фон Д. почувствовал себя дурно, и свидетель должен был дать ему воды. "Он производил впечатление человека, глубоко и неожиданно пораженного". Нет сомнения, что если бы этого свидетеля спросили, не комедия ли это, он, как Зелинский, сказал бы решительно: нет. Оба свидетеля давали вполне правдивые показания; оба удостоверяли факты, в отдельности вполне правдоподобные; но сопоставление этих фактов приводило к явному противоречию. Если фон Д. был поражен неожиданным для него открытием в квартире Бентковского, он не мог быть поражен тем же открытием у Зелинского, и наоборот. Чем более естественным казался тому и другому обморок фон Д., тем выше следует ценить его сценические способности. Он, несомненно, лгал или тому, или другому, а другие обстоятельства указывали, что лгал обоим. Назовите это психологией, назовите здравым смыслом – все равно; это – неопровержимая улика, и, так как фон Д. выманил посредством этой телеграммы деньги у своего знакомого после своих обмороков, одно это обстоятельство доказывало преступление.