Простота и сила
Высшее изящество слога заключается в простоте, говорит архиепископ Уэтли, но совершенство простоты дается нелегко *(23). О вещах обыкновенных мы, естественно, говорим обыкновенными словами; но под художественной простотой слога следует разуметь уменье говорить легко и просто о вещах возвышенных и сложных. "Man brauche gewohnliche Worte und sage ungewohnliche Dinge" *(24), – говорит Шопенгауэр. Можно играть, по его выражению, золотыми шахматами или простыми деревяшками: сила и блеск игры ничего не потеряют от этого.
Послушаем, как говорят у нас.
Талантливый обвинитель негодует против распущенности нравов, когда "кулаку предоставлена свобода разбития физиономий"; его товарищ хочет сказать: покойная пила – и говорит: "Она проводила время за тем ужасным напитком, который составляет бич человечества". Защитник хочет объяснить, что подсудимый не успел вывезти тележку со двора, а потому нельзя судить о том, хотел ли он украсть ее или имел другие намерения; казалось бы, так и надо сказать; но он говорит: "Тележка, не вывезенная еще со двора, находилась в такой стадии, что мы не можем составить определенного суждения о характере умысла подсудимого".
Надо говорить просто. Можно сказать: Каин с обдуманным заранее намерением лишил жизни своего родного брата Авеля – так пишется в наших обвинительных актах; или: Каин обагрил руки неповинною кровью своего брата Авеля – так говорят у нас многие на трибуне; или: Каин убил Авеля – это лучше всего – но так у нас на суде почти не говорят. Слушая наших ораторов, можно подумать, что они сознательно изощряются говорить не просто и кратко, а длинно и непонятно. Простое сильное слово "убил" смущает их. "Он убил из мести", – говорит оратор и тут же, точно встревоженный ясностью выраженной им мысли, спешит прибавить: "Он присвоил себе функции (это было сказано, читатель!), которых не имел". И это не случайность. На следующий день новый оратор с той же кафедры говорил то же самое "Сказано: не убий! Сказано: нельзя такими произвольными действиями нарушать порядок организованного общества".
Полицейский пристав давал суду показание о первоначальных розысках по убийству инженера Федорова; в дознании были некоторые намеки на то, что он был, убит за неплатеж денег рабочим. Свидетель не умел выразить этого просто и сказал: "Предполагалось, что убийство произошло на политико-экономической почве". Первый из говоривших ораторов обязан был заменить это нелепое выражение простыми и определенными словами. Но никто об этом не подумал. Прокурор и шестеро защитников один за другим повторяли: "Убийство произошло на политико-экономической почве". Хотелось крикнуть: "На мостовой!"
Но что может быть изящного и выразительного в простых словах? – Судите.
В стихотворении, посвященном 19 октября 1836 г., Пушкин, говорил:
Меж нами речь не так игриво льется,
Просторнее, грустнее мы сидим.
Что может быть проще этих слов и прекраснее мысли?
Или устами Дон Жуана:
Я ничего не требую, но видеть
Вас должен я, когда уже на жизнь