Я кладу голову на его плечо, и он обнимает меня рукой.
— Хотел бы я, Лэйк. Хотел бы я забрать это все. К сожалению, все в жизни работает не так. Оно так просто не уйдет. Вот что пытается сказать тебе мама. Ей нужно, чтобы ты это приняла, и чтобы Кел тоже все узнал. Ты должна дать ей возможность.
— Знаю, Уилл. Я просто не могу. Еще нет. Я не готова с этим справляться.
Он прижимает меня к себе и обнимает.
— Ты никогда не будешь к этому готова, Лэйк. Никто не может к этому приготовиться.
Он отпускает меня и уходит. Уилл снова прав, но на этот раз мне все равно.
***
— Лэйк? Я могу войти? — говорит мама по другую сторону двери в мою спальню.
— Открыто, — отвечаю я.
Она заходит. На ней надета форма поликлиники. Она садиться ко мне на кровать, пока я продолжаю писать в блокноте.
— Что пишешь? — спрашивает она.
— Стих.
— Для школы?
— Нет, для себя.
— Не знала, что ты пишешь стихи, — говорит она, пытаясь заглянуть мне за плечо.
— Не совсем. Если мы прочитаем наши стихи в «Клубе Дев9ть», нас освободят от экзамена. Я подумываю написать один, но не знаю… Мысль о том, чтобы подняться на сцену перед всеми теми людьми вызывает у меня мурашки.
— Расширяй свои границы, Лэйк. Они для этого и существуют.
Я переворачиваю поэму вверх ногами и сажусь.
— Итак, что случилось?
Она улыбается и тянется к моему лицу, чтобы заправить локон за ухо.
— Ничего такого, — отвечает она. — У меня просто было пару минут до того, как отправиться на работу. Я хотела дать тебе знать, что это моя последняя ночь. После сегодня я работать не буду.
Я нарушаю наш зрительный контакт и наклоняюсь вперед за ручкой. Накрываю ее колпачком и закрываю блокнот, пряча оба предмета в сумку.
— Я все еще вырезаю тыквы, мам.
Она медленно вздыхает и встает. Помешкав, мама выходит за дверь.
Я всегда буду двигаться в такт земле под моими ногами.
Если я потеряю свой путь, я взгляну на небо.
И когда черный плащ все скроет вокруг меня
Я готов буду сдаться,
Я готов буду помнить,
Что я не один здесь,
Мы вместе.
Если я проживу эту жизнь, что подарена мне,
Я не буду бояться смерти.
— The Avett Brothers, Once and Future Carpenter
Глава Пятнадцатая
Уилл заходит в кабинет с маленьким проектором. Он ставит его на стол и начинает подключать к ноутбуку.
— Что мы будем делать сегодня, мистер Купер? — спрашивает Гевин.
Уилл продолжает настраивать проектор, отвечая юноше:
— Я хочу показать, почему вам стоит писать стихи. — Он тянет шнур за стол и вставляет его в розетку на стене.
— Я знаю, почему люди пишут стихи, — говорит Хави. — Потому что они кучка эмоциональных придурков, которым больше нечего делать, кроме как ныть о бывших подружках и мертвых собаках.
— Ты не прав, Хави, — говорю я. — Это называется кантри-музыкой.
Все смеются, включая Уилла. Он садиться за стол и включает ноут, глядя на Хави.
— И что? Если кто-то почувствует себя лучше, написав стих об их мертвой собаке, то замечательно. Хави, что, если бы какая-то девушка разбила тебе сердце, и ты бы решил самовыразиться с помощью ручки и бумаги? Это твое дело.
— Правда, — сказал парень. — Люди вольны писать все, о чем захотят. Но вот что меня беспокоит, что, если человек, который пишет, не хочет переживать это заново? Что, если какой-то парень читает слэм об ужасном расставании, а затем он берет себя в руки и движется дальше по жизни? Он влюбляется в другую девушку, но теперь в ЮТубе есть видео с ним, толкающим печальные строчки о своем разбитом сердце. Это отстойно. Если вы читаете стих, или хотя бы пишете, когда-нибудь, вам придется пережить его заново.
Уилл перестает крутиться над проектором и встает, поворачиваясь к доске. Он хватает кусок мела и что-то записывает, а затем отходит.
«Братья Аветт»
Уилл указывает на имя на доске.
— Кто-нибудь из вас слышал о них?
Он смотрит на меня и слегка покачивает головой, показывая, что не хочет, чтобы я подавала голос.
— Что-то знакомое, — сказал кто-то в конце комнаты.
— Ну, — говорит он, шагая по кабинету. — Они известные философы, которые говорят и пишут очень мудрые слова, пищу для размышлений.
Я пытаюсь подавить смешок. Хотя, по большей части он прав.
— Однажды их спросили об этом. Думаю, они занимались чтением. Кто-то задал им вопрос об их стихах, и было ли им трудно переживать каждое слово на каждом выступлении. Они ответили, что хоть уже и вышли за рамки тех событий или забыли о том человеке, который вдохновил их, это не значит, что их слушатели не находится в состоянии, в котором они были тогда. И что? Подумаешь, сердечная боль, о которой ты писал в прошлом году, не является тем, что ты чувствуешь на сегодняшний день. Это может быть именно тем, что чувствует человек на переднем ряду. Ваши нынешние чувства, и люди, до которых вы можете дотянуться словами, написанными пять лет назад — ради этого стоит писать стихи.
Он переворачивает проектор, и я сразу узнаю появившиеся на стене слова. Это кусочек, который он читал на слэме на нашем свидании. Его кусочек о смерти.
— Видите это? Я написал этот стих два года назад, после смерти моих родителей. Я был зол. Мне было больно. Я написал в точности то, что чувствовал. Когда я читаю его сейчас, то не испытываю тех же эмоций. Жалею ли я о его написании? Нет. Потому что есть шанс, что прямо в этой комнате сидит кто-то, к кому могут относиться эти слова. Для них они могут что-то значить.
Он передвигает мышку, и проектор приближается, подчеркивая строчку из его стиха.
Люди не любят говорить о смерти,
Ведь это грустно .
— Никогда не знаешь, ведь кто-то в этой комнате может относиться к этим строчкам. Разговоры о смерти делают вас грустными? Конечно. Смерть — отстой. Это не веселая тема для обсуждений. Но, иногда, вам нужнопоговорить об этом.
Я знаю, что он делает. Складываю руки на груди и сердито смотрю на него, а он — на меня. Оглянувшись на компьютер, Уилл подчеркивает еще одну строчку.
Если бы только они приготовились, смирились с неизбежным , раскрыли свои планы ,
— Как на счет этой? Мои родители не были готовы к смерти. Я был золна них за это. На мне остались счета, долги и ребенок. Но что, если бы они могли предупредить меня? Воспользоваться шансом, обсудить это, рассказать о своих планах? Если бы разговоров о смерти не было так легко избежать, пока они были живы, мне, возможно, не было бы так трудно после их смерти.
Он смотрит прямо на меня, увеличивая следующую строчку.
Поняли , что на повестке дня не только их жизни.
— Все предполагают, что у них в запасе есть хотя бы еще один день. Если бы мои родители догадывались, что вскоре с ними случится, они бы сделали все в своих силах, чтобы подготовить нас. Все. Дело не в том, что они не думали о нас, они просто не размышляли о своей смерти.