Он подчеркивает последнюю строчку своего стиха.
Смерть. Единственная неминуемая вещь в жизни …
Я смотрю на фразу и читаю ее. Зачем перечитываю вновь. И вновь, и вновь, и вновь. Я читаю ее до конца урока, пока все остальные не уходят. Все, кроме Уилла.
Он сидит за столом, наблюдает за мной. Ждет, пока я пойму.
— Я понимаю, Уилл, — шепчу я наконец. — Понимаю. В первой строчке, когда ты сказал, что смерть была единственной неминуемой вещью в жизни… ты подчеркнул слово «смерть». Но когда ты повторил ее в конце поэмы, ты подчеркнул уже слово «жизнь». Ты делаешь акцент на жизни в конце. Я понимаю, Уилл. Ты прав. Она не пытается подготовить нас к своей смерти. А к своей жизни. Тому, что от нее осталось.
Он наклоняется вперед и выключает проектор. Я хватаю свои вещи и иду домой.
***
Я сижу на краю маминой кровати. Она заснула по центру. Больше у нее нет своей стороны, теперь, когда она спит одна.
На ней все еще форма клиники. Когда она проснется и снимет ее, это будет в последний раз. Я задумываюсь, не потому ли она не сняла ее, тоже это понимая.
Я смотрю за ритмом ее тела, когда она дышит. С каждым вдохом я слышу усилие ее легких в груди. Усилие легких, которые подвели ее.
Я тянусь и глажу ее волосы. После этого пару волосинок остаются на моих пальцах. Я убираю руку и медленно наматываю их на палец, направляясь в свою комнату и поднимая с пола заколку для волос. Я открываю ее и кладу волосинки, затем закрываю. Кладу заколку под подушку и возвращаюсь в мамину комнату. Я ложусь на кровать рядом с ней и обнимаю ее. Она находит мою руку и мы переплетаемся пальцами, общаясь, но не произнося ни единого слова.
" "
— The Avett Brothers, COMPLAINTE D'VN MATELOT MOURANT
Глава Шестнадцать
После того, как мама засыпает, я бегу в продуктовый. Любимая еда Кела — базанья. Раньше он так называл лазанью, потому мы все еще зовем ее базаньей. Я беру все, что мне нужно для блюда, возвращаюсь домой и начинаю готовить.
— Пахнет базаньей, — говорит мама, выходя из своей спальни. Сейчас она в домашнем костюме. Должно быть, она сняла свою форму поликлиники в последний раз.
— Ага. Я подумала, что Келу сегодня не помешает его любимое блюдо. Ему оно ой как понадобиться.
Она идет к раковине и моет руки, прежде чем начать помогать мне укладывать слои лапши.
— Ну, я так понимаю, что мы, наконец, перестали вырезать тыквы? — спрашивает она.
— Да, — отвечаю я. — Все тыквы уже вырезаны.
Она смеется.
— Мам? Пока он не пришел, нам нужно поговорить. На счет того, что с ним будет дальше.
— Я хочу, Лэйк. Я хочупоговорить об этом.
— Почему ты не хочешь, чтобы он остался со мной? Думаешь, я не справлюсь? Что из меня не выйдет хорошая мать?
Она кладет последний слой лапши, и я покрываю его соусом.
— Лэйк, я вовсе так не считаю. Я просто хочу, чтобы у тебя была возможность прожить собственную жизнь. Я провела последние восемнадцать лет, воспитывая тебя, обучая всему, что знаю. Это должно быть временем, когда ты будешь совершать ошибки. А не растить ребенка.
— Но иногда жизнь не идет в хронологическом порядке, — говорю я. — Ты этому яркий пример. Если бы все было так просто, ты бы не умирала молодой. Дожила бы лет так до семидесяти семи или около того. В основном, люди умирают именно в этом возрасте.
Она смеется и качает головой.
— Серьезно, мам. Я хочу его. Я хочувоспитывать его. Он захочет остаться со мной, ты же это знаешь. Ты должна дать нам выбор. Во всем этом он у нас отсутствовал. Дай нам его хотя бы в этот раз.
— Ладно, — говорит она.
— Ладно? Ладно, ты подумаешь об этом? Или ладно, ладно?
— Ладно, ладно.
Я обнимаю ее. Я обнимаю ее сильнее, чем обнимала когда-либо раньше.
— Лэйк? Ты размазываешь по мне соус для базаньи.
Я отодвигаюсь и понимаю, что все еще держу в руках кухонный шпатель, и с него капает ей на спину.
***
— Почему ему нельзя зайти? — спрашивает Кел, когда я паркуюсь у дома и отсылаю Колдера домой.
— Я уже сказала. Маме нужно с нами поговорить.
Мы заходим внутрь, и мама ставит базанью в духовку.
— Мам, знаешь что? — говорит Кел, вбегая в кухню.
— Что, милый?
— У нас в школе будет костюмированный конкурс на Хэллоуин. Победителю дадут пятьдесят баксов!
— Пятьдесят баксов? Вау! Ты уже решил, кем хочешь одеться?
— Еще нет. — Он идет к бару и скидывает свой рюкзак.
— Твоя сестра сказала тебе, что у нас сегодня будет серьезный разговор?
— Да. Хотя, можно было и не говорить. У нас же сегодня базанья.
Мы с мамой смотрим на него в недоумении.
— Каждый раз, когда у нас базанья, это признак плохих новостей. Вы готовили базанью, когда умер дедушка. Вы готовили базанью, когда умер папа. Вы готовили базанью, когда мы переезжали в Мичиган. Вы готовите базанью прямо сейчас. Либо кто-то умирает, либо мы снова перебираемся в Техас.
Мама смотрит на меня широкими глазами, сомневаясь, не рано ли мы начали. Кел завел тему раньше, чем мы планировали. Она идет к нему и садиться рядом. Я следую маминому примеру.
— Ты очень наблюдательный, это точно, — говорит она.
— Так какой из вариантов? — спрашивает он, поднимая на маму глаза.
Она кладет руки по обеим сторонам его лица и поглаживает его.
— У меня рак легких, Кел.
Он немедленно обхватывает ее руками и обнимает. Мама гладит его по затылку, но мальчик не плачет. Они оба молчат долгое время, все ждут, пока он заговорит.
— Ты умрешь? — наконец, спрашивает он. Его голос приглушен, поскольку голова братишки уткнулась в ее рубашку.
— Да, милый. Но не знаю когда. До того момента, мы будем проводить вместе много времени. Я ушла с работы сегодня, чтобы проводить с тобой каждую минуту.
Я не знала, как он отреагирует. Будучи всего девятилетним мальчишкой, он, наверное, не сможет осознать всю правду реальности, пока она не умрет. Смерть нашего отца была неожиданной и внезапной, что, естественно, вызвало более драматическую реакцию с его стороны.
— Но что будет, когда ты умрешь? С кем мы будем жить?
— Твоя сестра уже взрослая. Ты будешь жить с ней.
— Но я хочу остаться здесь, с Колдером, — говорит он, поднимая голову от ее рубашки и глядя на меня. — Лэйкен, ты собираешься забрать меня с собой в Техас?
Вплоть до этой секунду, у меня были все намерения вернуться в Техас.
— Нет, Кел. Мы останемся здесь.
Он вздыхает, впитывая всю полученную информацию.
— Ты боишься, мам? — спрашивает он ее.
— Больше нет, — отвечает она. — У меня было много времени, чтобы смириться с этим. Вообще-то, я везучая. В отличие от твоего отца, я, по крайней мере, была предупреждена. Теперь у меня есть шанс провести с вами больше времени дома.
Он отпускает маму и кладет локти на столик.
— Лэйкен, пообещай мне кое-что.
— Ладно.
— Больше никогда не готовь базанью.
Мы все смеемся. Мы все смеемся. Мы с мамой пережили один из самых трудных моментов в нашей жизни, и мы смеемся. Кел великолепен.
***
Двумя часами позже, у нас готова огромная тарелка с базаньей, хлебные палочки и салат. Мы никак не сможем все это съесть.
— Кел, почему бы тебе не посмотреть, поели ли уже Колдер с Уиллом, — говорит мама, разглядывая со мной стол с едой. Кел выбегает за дверь.