Мы нуждаемся в определенности, пусть даже ограниченной, для того, чтобы переносить неопределенность безграничного. Нужно быть укорененным, чтобы сметь устремиться вперед: таковы условия нашего счастья.
Счастье питается свободой перехода от познанного к непознанному. Оба они необходимы, как показывают нам дети и кошки, часто кажущиеся нам счастливыми (возможно, это правда) оттого, что они как будто воплощают в себе гармонию между оседлостью и независимостью. Сохранить это равновесие – великая задача, от которой будет зависеть жизнь взрослого человека. Равновесие между склонностью к неподвижности и безопасности, с риском заскучать и зачахнуть – с одной стороны. И с другой – склонностью к лихорадочному поиску новизны, несущему опасность стать поверхностным и опустошающим.
Наша душа тяготеет к счастью. От нас зависит, обретем ли мы равновесие между счастьем раскрытия и счастьем возобновления, счастьем действия и счастьем размышления…
Посмотрите на маленького мальчика в саду: он разрешил эту дилемму. Довольно нерешительности – он устремляется вперед. Он с полным доверием бросается в объятия счастья.
Счастье каждый день
Женщины суетятся, стирая и развешивая белье. Уже сушатся на ветру рубашки. Стоит хорошая погода. Вдали виднеется небольшой водопад. Эти каскады воды дали название картине, ими славится местечко Тиволи, неподалеку от Рима. Фрагонар решил показать нам обычную бытовую сценку: женщины за работой. Это не принцессы, а прачки, служанки или просто матери семейств. Они живут не во дворце, а в старых жилищах с облупившимися стенами.
Около 1760 г., холст, масло, 72 × 60 см, Музей Лувр, Париж
По свидетельствам современников, Фрагонар был предрасположен к счастью. Его невестка говорила: «Если бы я хотела изобразить радостного, веселого и капризного, ласкового, счастливого ребенка, я взяла бы его в натурщики. Если бы я хотела изобразить покладистый характер, мягкость, любезность, заботу, нежность, я снова взяла бы его в натурщики».
Семейство Фрагонар покидает Прованс вместе со своим шестилетним сыном и устраивается в Париже. «Добрый Фраго» будет учиться в мастерской Шардена, потом в мастерской Буше. Будучи далек от амбициозных надежд на официальные заказы, он удовольствуется успехом своих легких и изящных картин, так любимых богатыми клиентами. Он принадлежит к тому поколению художников, которые все еще считали себя простыми ремесленниками. От этого его гений еще больше волнует, поскольку он спонтанен. Фрагонар окончит свои дни в бедности и безвестности. Несчастный? Вряд ли…
Чувство, возникающее при виде этой картины, затерявшейся среди шедевров Лувра, вызвано именно банальным характером события. Это не показное счастье, а счастливая сценка, которая не любуется на себя в зеркало и не думает о себе. Простые люди, повседневная работа: то, что изобразил Фрагонар, – это возможность счастья и обстоятельства, способствующие его возникновению. Заурядное счастье заурядных мгновений…
«Лично у меня нет другой цели, кроме как жить и радоваться».
Урок Фрагонара
Готовить свою душу к счастью
Если в повседневности нет счастья, тогда к чему все? Зачем нужно счастье, которое способно возникнуть только в исключительных условиях или у исключительных людей? Счастье не может существовать над мгновениями обычной жизни (совершенное и чистое счастье) или рядом с ними (счастье как беглец от зловещей повседневности, которую приходится терпеть). Оно должно быть в самой жизни. Долгое время люди воображали счастье только за вратами рая. Потом наступил XVIII век, когда было принято гениальное решение демократизировать счастье: «Рай там, где я». Благодаря Вольтеру и многим другим счастье повседневности получило признание.
Таким образом, ощущение счастливой жизни чаще заключается в чередовании коротких мгновений счастья, а не в моментах огромной, необыкновенной радости: счастье похоже на золото, чаще всего его находят в форме песчинок, а не в форме самородков…