— Я просто не могла оставить вас в таких затруднительных обстоятельствах. Что еще я должна была делать? — Она послала Стюарту осуждающий взгляд, после чего любезно улыбнулась Леонарду. — Мне бы не пришлось вам ничего давать, если бы я вас здесь бросила. — Она села за стол, открыла ридикюль, достала пустой банковский бланк и ручку и принялась выписывать им чек.
Леонард смотрел на бегущее перо словно зачарованный.
— Должна сказать, — говорила Эмма, продолжая писать, — что я не хотела бы, чтобы моя благодарность вылилась в такие хлопоты. — Она протянула чек с еще не просохшими чернилами Стюарту. — Я могла бы догадаться, что вы, господа, попадете в какую-нибудь историю. Вот, возьмите адрес. — Она вырвала листок из записной книжки. — Передайте этому парню свой провенанс, вернее — то, что у вас от него имеется. Объясните ему свою проблему примерно так, как это сделала я. За определенную сумму он возьмется все устроить. Если этого будет недостаточно, скажите, чтобы увиделся со мной. — Она встала, поигрывая бокалом с остатками шампанского.
— Теперь я должна идти, — сказала она. — Я встречаюсь с клиентами за ужином. Простите, что вынуждена торопиться. — Она ослепительно улыбнулась. — Но вы меня понимаете. — И она сделала пальцами жест, словно перебирает банкноты.
Леонард остановил ее у двери, взяв ее руку в свою.
— Моя дорогая леди Хартли. Если я что-нибудь могу для вас сделать, — проговорил он с искренней благодарностью в голосе, — я всегда к вашим услугам. В любое время. — С этими словами он вложил ей в ладонь свою карточку.
«Вообще-то, Лео, ты мне еще понадобишься. И очень скоро».
Но улыбнулась она ему с благодарностью.
— Нет, нет. Вы с вашим племянником и так оказали мне несколько дней назад большую услугу. Я лишь надеюсь, что моя ответная услуга не будет обрастать нового рода неожиданностями.
Эмма ушла, но Стюарт оставался в игре.
— Я не доверяю ей, — сказал Стюарт дяде. — Деньги испарились. Я хочу расспросить одного своего приятеля в парламенте, его фамилия Мотмарш, об этой страховой компании. Он, я знаю, интересуется искусством.
— Боже, только не это! — с пылом воскликнул Леонард. — Говорю тебе, я видел того парня за работой. Он делал статуэтку для кого-то другого. Прекрасная работа! И этой женщине я доверяю как себе.
За десертом тем не менее Леонард задумчиво протянул:
— Хотелось бы мне знать эту страховую компанию. Я надеялся на «Ллойд».
— Ты про страховое общество «Кебрик»? Мне это название известно. Оно не такое крупное, как «Ллойд», но у него есть контора на Бонд-стрит.
Стоило Леонарду озвучить свои сомнения, как Стюарт, словно ненароком, развеивал их. Улучив момент, Стюарт принимался нападать на Эмму, позволяя Леонарду убеждать его, Стюарта, в надежности Эммы, самому укрепляться в подобных мыслях. Стюарт не забывал время от времени рассеянно угрожать Леонарду тем, что расскажет кому-то о происходящем: полиции, члену парламента, приятелю.
Под конец ужина — самого длинного и мучительного ужина в жизни — Стюарт был практически уверен в том, что Леонард не выйдет из игры. Леонард видел в нем ненадежного партнера, опасно колеблющегося, который при всем том ожидает получить половину прибыли от предприятия, успеху которого он лишь мешал, в то время как женщина, к которой он испытывал уже нечто близкое к обожанию, милая, умная леди Хартли, заслуживала чего-то большего за свои щедрые хлопоты.
Эмма читала в постели в тот момент, когда что-то похожее на тень спрыгнуло с перил балкона соседнего номера на ее балкон. Тихо открылись стеклянные двери, легкие шторы заколыхались, и тень оказалась в комнате. Эмма с квадратными от страха глазами забилась в угол кровати, испуганно натягивая одеяло до подбородка.
— Кто...
— Полегче. — Голос был знакомый и звучал обнадеживающе. Стюарт подошел к кровати, в световой круг, образованный лампой, и обрел свой привычный облик.
— Что ты здесь делаешь? — прошептала она.
— С меня довольно, — сказал он.
— Довольно чего? — Тут она поняла, что он мог и не знать. — Стюарт, Леонард ждал меня в читальне, когда я вошла. — Она тихо засмеялась. — Ты здорово поработал за ужином. Слишком даже хорошо. Он снял номер напротив.
— Что?
— Он тебе не доверяет. — Эмма прыснула от смеха. — А теперь тебе надо уходить. Я думаю, завтра или послезавтра наступит развязка. Он готов. Я его еще немного подтолкну. Тебе здесь нельзя находиться, это опасно.
Он молча вникал в смысл ее слов, но после того, как она все сказала, лишь пожал плечами. Он ничего не отвечал ей несколько минут. Не произносил ни слова. Он был опасен. Взгляд его скользнул вниз от ее губ к груди, затем медленно вскарабкался вверх, чтобы встретиться с ней глазами. У Эммы было такое ощущение, будто к ней в номер влетел сам граф Дракула, тень, материализовавшаяся в человека, в мужчину сверхъестественной красоты.
А вокруг темнота.
— Я устал, — сказал он, растягивая слоги больше для удовольствия, нежели из-за какого-то дефекта речи, — от ожидания. Я целыми ночами брожу по дому. Я не могу спать. Стоит мне подумать о тебе, Эмма, как во мне разгорается ревность к каждому мужчине, который проходит возле тебя. Я ненавижу консьержа за то, что он касается твоей руки, протягивая тебе ключи. Я завидую швейцару, потому что он может смотреть на тебя всякий раз, как ты входишь и выходишь. Но больше всего я ненавижу Леонарда. Когда я вижу, как он на тебя смотрит, я готов его убить. Но это еще не все. Есть еще и покойный муж, которого я бы мечтал вытащить из могилы и стереть в пыль. Какое кому дело до того, где сейчас Леонард? Я в смятении, меня разрывает на части ревность, и я здесь для того, чтобы что-нибудь по этому поводу предпринять.
— Я... — Эмма покачала головой, силясь придумать ответ на его исповедь. — Стюарт, я говорила тебе об опасности выйти из роли.
Он тихо засмеялся:
— Тебя беспокоит, что я выйду из роли?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Предполагается, что мы злы друг на друга.
— Я вполне мог бы взрастить в себе гнев. Наброситься на тебя. Завтра утром ты можешь ему пожаловаться. Скажи один раз «да», затем скажи «нет» плюс все, что тебе захочется, и я пойму, что это часть игры. Я неплохо разбираюсь в играх.
Да, она начинала верить в то, что он действительно отличный игрок. Эмма решительно покачала головой. Это совершенно не входило в ее планы.
— А ведь это может сработать нам на руку, — говорил он. — Если только он не вбежит сюда и меня не пристрелит. Так что постарайся говорить тише. Если он спросит, утром ты могла бы сказать ему, что я хам и негодник. И ты не погрешишь против истины. Скажешь, что я взял тебя против твоей воли. Придумай что угодно. Скажи
мне, чего ты хочешь, Эмма. Скажи мне. — Он развел руками. Ему нечего было больше объяснять.
— Стюарт...
— Ты повторяешься. Кроме того... — он опять понизил голос до шепота, — если он живет напротив, ты его разбудишь. Замолчи — или он явится сюда с ружьем. — Он обернулся, загасил лампу, обходя кровать, и комната погрузилась во мрак. Только призрачный лунный свет освещал его темный силуэт. — В темноте, — продолжал он с хриплым смешком, — он мог бы промахнуться и пристрелить вместо меня тебя, мой дорогой партнер. А теперь окажи мне содействие. Как бы ты хотела, чтобы я тебя соблазнял?
— Я... Я не стала бы! — Она собиралась добавить: не смей!
Но когда она открыла рот, он уже был совсем рядом и приложил палец к ее губам.
— Тс-с.
Отчего этот звук подействовал на нее успокаивающе? Этого не должно было быть, и тем не менее это было именно так. Этот звук и этот запах. О, этот его запах, густой и дурманящий, как ванна с персидскими благовониями. И еще «тс-с» — от этого словно исходил аромат кардамона, апельсинового цвета и розовых лепестков. Почему от Стюарта так сказочно-хорошо пахнет?
Он навис над ней, провел губами по ее шее. Он только что с улицы, и кожа его и губы были прохладными. Она обнаружила, что с наслаждением вдыхает его теплый аромат, солнечный, пряный, как будто сюда, в чопорную английскую спальню, вдруг проник дух восточного базара... Она представляла корзины с разноцветными порошками — амбра, охра, шафран, корица, пряности и благовония — цвета ржавчины, красные, оранжевые, цвета огня. Перед закрытыми глазами Эммы колыхались, расплываясь, цветные полосы.