В VIIT веке уровень образования в Пизе был настолько высок, что Карл Великий настоял, чтобы грамоту ему преподавал пизанец. Уже в XII веке в Пизе начали обучать юридическим наукам. Свой первый расцвет Пиза пережила задолго до основания Рима. На протяжении столетий она оставалась единственной крупной гаванью на западном побережье итальянского сапожка. Когда же поднялся Рим, Пизу уравняли в правах с другими городами, и она стала обыкновенной колонией. К северу от нее построили новую гавань — Геную.
Когда огромная империя рухнула под натиском северных варваров, во всей Европе осталось лишь несколько островков цивилизации: монастыри и… Пиза. Старый портовый город превратился в культурную метрополию и морскую державу — в вакууме, образовавшемся после падения империи, развертывались грандиозные планы мирового господства. «Миром» тогда считалось Средиземноморье, и мировое господство Пизы продлилось два века, начиная с середины XII. В эпоху наивысшего расцвета Пизы городу принадлежали отвоеванная у пиратов Калабрия, а также Корсика и Балеарские острова. После основания Франкского государства Пиза стала резиденцией правительства. Около 1200 года, в разгар рыцарской эпохи, город, находившийся на пересечении Запада и Востока, был местом обитания придворных, аристократов, ученых, купцов. Собор, объединяющий в себе элементы мечети и синагоги, служит ярким примером многообразия культур, властвовавших в Пизе, наиболее честолюбивой морской столице тогдашней Европы.
Однако на смену рыцарской пришла новая эпоха. Империя Гогенштауфенов развалилась. Фридрих Барбаросса скончался в 1190 году (принимая ванну во время одного из крестовых походов). Его сын Фридрих II беззаботно правил Священной Римской империей, пребывая в Сицилии, и немного враждовал с Римским Папой; когда же Европе стали угрожать монголы, эпоха Штауфенов закончилась, а Пиза утратила власть над внешним миром. Соседние города, Генуя, Лукка и Флоренция, которые с давних пор завидовали Пизе, воспользовались возможностью привести гордый город в запустение — объединились и завоевали его. В 1392 году Пизу продали миланским Висконти, а те в свою очередь передали ее Флоренции. Восстания пизанцев против ненавистного им города торгашей беспрестанно подавлялись. Когда в XVI веке в Пизе работал Галилей, она уже давно была не метрополией, а провинцией.
Если бы город был живым существом, то Пиза чувствовала бы себя оскорбленной тем, что сегодня ее знают лишь благодаря покосившейся башне. Однако она терпеливо сносит те сотни и тысячи туристов, которые ежедневно высыпают на Кампо-дей-Мираколи, Площадь чудес, чтобы успеть сфотографировать башню, не обращая внимания на другие, куда более импозантные строения: уже упомянутый собор и неповторимый баптистерий. Пиза и ее жители с добродушными улыбками встречают приезжающих на автобусе туристов, которые фотографируются, оставляют здесь часть своих сбережений и, не причиняя никакого вреда Старому городу, отправляются во Флоренцию, Лукку или в путешествие по Тоскане.
Большинство молодых людей, встречающихся на Улицах Пизы, учатся в Скуола-Нормале-Супериоре, единственном элитарном вузе Италии. В известном смысле Пиза так и осталась мини-метрополией для избранных, разве что теперь она находится вне центра мировых интересов. И если вручать призы за равнодушие к утрате собственной значимости, то Пиза будет числиться среди первых кандидатов.
Нельзя говорить о величественном нисхождении, не упомянув страны, где это искусство усовершенствовано в высшей степени: Венгрию и Англию. Здесь особенно заметно, что истинная мера народов, городов и людей проявляется в тяжелые времена. Быть счастливым победителем просто, куда трудней достойно нести бремя поражения и при этом не терять чувства юмора. Герцог Шаро по пути на эшафот читал книгу. Поднявшись по лестнице к палачу, он отметил то место, где закончил чтение. Ни одному европейскому народу юмор висельника не присущ в той степени, в какой он присущ венграм.
Юмор всегда есть там, где люди высоко несут голову, несмотря на любые неурядицы. Немногим культурам довелось испытать столько тягот, сколько венгерской, и все же если бы юмор стал экспортным товаром, то экономика Венгрии пережила бы небывалый подъем. Голливуд, да и вся киноиндустрия, — это изобретение венгерских эмигрантов, среди которых Вилмош Фокс, создавший автоматы «Никель-Одеон», Адольф Цукор, основатель «Парамаунт Студиос», и режиссеры Майкл Кертис («Касабланка»), Джордж Кукор («Моя прекрасная леди») и Александр Корда («Генрих VIII»).