Мой школьный учитель латыни, д-р Дойч — незабываемый старик, пережиток эпохи телесных наказаний, щедро раздававший ученикам подзатыльники за незнание глагольных форм и заканчивавший каждую вторую фразу утвердительным «не так ли», — всегда говорил, что в мире существует лишь две отвратительные вещи: лень и завышенная самооценка. Однако для детей обедневших аристократов завышенная самооценка была синонимом сословного сознания, нашего единственного козыря. А способность хорошо провести свободное время, так называемая лень, позволяла получать удовольствие от тех вещей, которые по-настоящему любишь.
К счастью, умение хорошо провести досуг и склонность к игре я впитал еще с молоком матери. Слишком часто за последнюю сотню лет мои предки ходили на охоту и играли в карты. Надо сказать, что в ФРГ восьмидесятых годов у обедневших дворян охота уже не считалась феодальным развлечением. Для моего отца охота состояла из подъема среди ночи, долгого пути до владений знакомого или родственника, сидения на морозе в кустах и, наконец, спустя три дня, когда он уже насквозь пропах еловыми шишками, возвращения домой с гордой улыбкой и подстреленной вороной, которая приносила не меньше счастья, чем какой-нибудь носорог. Ничто не могло сравниться с охотой для мужчин из нашего рода. Второе место занимала карточная игра. Если где-нибудь встретятся четверо моих родственников — дяди, тети или кузены, — без карт не обойдется. Если же до четырех не хватает одного, тут уж никому не отвертеться — за стол садятся даже люди с физическими недостатками. Например, тетя Ойле, у которой из-за болезни почти не поднимались веки. Она играла с закрытыми глазами и изредка бросала короткий взгляд, чтобы оценить ситуацию. Отец играл, даже всерьез хворая болезнью Паркинсона, вплоть до самого конца. Незадолго до смерти, когда он уже плохо говорил, отец отправился навестить своего младшего брата Георга и там сказал, что хочет сесть за «Gartentisch» (садовый стол). Когда же дядя повел отца во двор, тот не на шутку рассердился: разумеется, ему нужен был «Kartentisch» (ломберный стол).
Подростком я не находил в охоте и карточной игре ничего особенного. Но теперь мне кажется, что у этих занятий есть какой-то глубокий смысл, который до конца мне пока не открылся, но который, видимо, обеспечивает душевное спокойствие. Обедневший отпрыск французских аристократов Монморанси, потерявших состояние во время экономического кризиса 1929 года, работал дворником на парижских улицах. Сложенные про него истории повествуют о счастливом человеке, благодарном судьбе за то, что может трудиться на свежем воздухе. Среди них есть особенно поучительная. Однажды кто-то спросил Монморанси, почему ему так нравится профессия дворника, ведь подметание бесконечно длинных улиц — дело скучное и утомительное. Тогда Монморанси объяснил собеседнику алгоритм своей игры: он мысленно разделял улицу на участки, которые надо было подметать в строгой последовательности. Таким образом, ему удавалось сосредоточить все внимание на небольшом отрезке улицы, переходя от одного участка к другому.
Без всякого сомнения, Монморанси работалось легче, чем многим его коллегам. Знаменитый венгерский психолог Михали Шикжентмихали разработал понятие «flow», которым обозначается состояние полного погружения человека в какую-либо деятельность: время останавливается и человеку больше ничего не нужно. Считается, что состояние «flow» положительно влияет на психику. Оно может возникать во время работы, но чаще всего появляется во время игры. Поэтому чем больше игрового начала мы привносим в работу, тем она нам приятней.
Долгое время считалось, что работа — это долг. В конце XIX века, когда подобное восхваление работы достигло апогея, американский экономист Торстейн Веблен, сын норвежского эмигранта, написал знаменитую книгу «Теория праздного класса» (1899), которая критикует высшее общество, проводящее время в играх и развлечениях. Однако сегодня мы знаем, что склонность к игре и развлечениям — наше единственное спасение, так как, кроме нее, у нас ничего не осталось.
Несколько лет назад Фонд Михаила Горбачева собрал ведущих экономистов, политиков и предпринимателей мира в роскошном отеле в Сан-Франциско и предложил обсудить тему «Будущее трудоустройства». Единогласное решение экспертов, среди которых были Маргарет Тэтчер, Джереми Рифкин и несколько нобелевских лауреатов, было таким: чтобы поддерживать мировую экономику в XXI веке, хватит двадцати процентов работоспособного населения. «Большее количество рабочей силы не потребуется».